Великий тайфун

Александр Васильевич попробовал поработать над «Записками», но перенестись в прошлое он не мог. Слишком бурным было настоящее, и слишком тревожно у него было на душе. Мысли его работали в одном направлении… При последних выборах в городскую думу, или, как теперь чаще говорят, в городское самоуправление, блок Совета рабочих и солдатских депутатов и социалистических партий получил восемьдесят процентов голосов. Восемьдесят процентов! Управление городом уплывает из рук его прежних хозяев. В думе теперь Константин Суханов, а не Александр Суханов… Обида, как каменная глыба, налегла на сердце старика. Но вдруг пронеслось в сознании: «Все-таки Суханов!» Суханов! Сын его! Константин! Но это просветление длилось одно мгновение. Оно потонуло в мутном потоке тяжелых мыслей… У Кости нет никакого опыта. Ему бы опыт старика. Да и все эти никому не известные люди, рвущиеся к власти, — что они могут сделать? Разруха усиливается. Продовольствия нет. События стремительно развиваются. В Иманском уезде крестьяне деревень Каборга и Павло-Федоровка захватили самовольно церковные земли. Анархисты, которыми наводнен город, требуют немедленной конфискации домов, магазинов, фабрик. И нечему тут удивляться. В самом Петрограде — столице! — черт знает что творится. Там анархисты захватили дачу Дурново, дворец герцога Лейхтенбергского, поселились в нем, разгромили все хранилища и сейфы, растащили бриллианты, коллекцию золотых и серебряных табакерок и портсигаров, буфетное серебро, всякие безделушки из драгоценных металлов. Кружева употребляли вместо салфеток. Варвары! Действительно наступает анархия, водоворот. И в этом водовороте — Костя!

Александр Васильевич вздохнул, с горечью в душе покачал головой. В дверь опять постучали. Александр Васильевич знал, что это жена. Тяжело поднялся с кресла, пошел, отпер дверь. И действительно, перед дверью стояла Анна Васильевна, в темном длинном платье, с черной кружевной наколкой на голове. Старик взглянул на нее и сейчас же отвел глаза в сторону. Анна Васильевна вошла в кабинет.

— Чаю хочешь? — спросила она. — Самовар на столе.

— Принеси сюда.

Анна Васильевна ушла и скоро принесла стакан крепкого чая в подстаканнике и кусок слоеного пирога с маком.

— Пирога я не хочу, — сказал Александр Васильевич.

— Съешь. Такое воздушное тесто получилось! Съешь.

Анна Васильевна поставила серебряный с позолотой подстаканник и пирог на письменный стол.

Старик помешал ложечкой в стакане, поднес к губам горячий, приятно пахнущий чай (чего-чего, а чаю в городе колоссальные запасы).

С того «страшного» дня, когда Костя покинул отчий дом, старики Сухановы ни разу не говорили о сыне. Избегали разговора. Да нечего было и говорить. Какой мог быть разговор?! Произошло такое, что не только говорить, а смотреть друг другу в глаза они не могли. У Анны Васильевны, правда, иной раз появлялось желание поговорить с мужем, но она не решалась начать: думала, что разговор о Косте станет навеки запретным в доме. И вот сегодня старик вдруг спросил ее:

— С Костей видишься?

Анна Васильевна даже вздрогнула.

— Вижусь… изредка.

— Где он живет?

Анна Васильевна обрадовалась случаю поговорить о Косте:

— Шура рассказывала, они тогда всю ночь просидели на скамеечке в сквере Невельского.

Сердце у Александра Васильевича дрогнуло: он представил себе Костю бездомным, сидящим на скамеечке в сквере.

— Солисы-то всей семьей на хуторе. Александр Федорович опять снял у Григория флигель. Ну вот, им некуда было идти.

Александр Васильевич поставил стакан на стол,

— Ну, а потом?

— Потом Костя снял комнату на Ботанической улице, а Шура уехала на хутор к своим, там и живет сейчас.

— Значит, Костя один живет?

— Один.

— Ну и как он?

— Работает и день и ночь.

— А выглядит?

— Похудел очень.

Глаза у Анны Васильевны с каждым вопросом мужа наполнялись все больше и больше радостными слезами. Она видела, как помягчело сердце отца. В душе у нее раскрылось такое теплое чувство к мужу, какого уже давно не было. Александр Васильевич мельком взглянул на жену. «Доброе у нее сердце», — подумал.

— А как у него ревматизм? — спросил он.

— Не жаловался.

— А питается где?

— При Совете, говорит, столовая есть… Ну, и в ресторан «Золотой Рог» ходит. Где придется.

Александр Васильевич вздохнул и покачал серебристо-черной головой.

— В Петроград не собирается? Ведь ему государственные экзамены сдавать надо.

— Не до университета, говорит, мама.

— Значит, останется без законченного образования?

— Видно, так.

Александр Васильевич опять сокрушенно покачал головой.

— Знаешь, отец, — с некоторой гордостью сказала Анна Васильевна, — Костя видную роль в Совете играет.

— Знаю я, знаю. А что толку? Не выдержат их плечи всего, что надвигается.

— Ты о чем это? — с тревогой спросила Анна Васильевна.

— Да так… Принеси мне еще чаю. А пирог возьми со стола, не буду я.

— Да ты попробуй. Такое воздушное тесто у меня получилось!

Александр Васильевич отломил от пирога небольшой кусочек, взял его в рот.

— Ну как? — спросила Анна Васильевна, глядя в глаза мужу.

— Удачный пирог.

— Съешь. Я оставлю его.

— Ну, оставь.