Великий уравнитель

В результате остается только один масштабный случай – гражданская война в Испании 1936–1939 годов. В отличие от России или Китая, победившая сторона здесь не ставила перед собой задач перераспределения, поэтому исход войны никоим образом нельзя назвать революционным. Коллективизация в районах, находившихся под управлением анархистов, продлилась недолго. После 1939 года франкистский режим следовал политике экономической самодостаточности, которая в конце концов привела к экономической стагнации. Ряд потрясений гражданской войны и последующие неэффективные экономические меры объясняют снижение верхних долей дохода. Для этого периода рассчитана доля дохода только самого верхнего сегмента (богатейших 0,01 %), и для этой категории с 1935 по 1951 год доходы снизились на 60 %. Эта тенденция конфликтует с изменением коэффициентов Джини общего дохода, который оставался относительно стабильным во время гражданской войны и Второй мировой войны, но сильно колебался с 1947 по 1958 год (рис. 6.2)[276].

Рис. 6.2. Коэффициент Джини дохода и доля дохода верхней 0,01 % в Испании, 1929–2014

Ситуацию осложняет тот факт, что коэффициент Джини заработной платы значительно, примерно на треть, упал с 1935 по 1945 год. Насколько мне известно, в настоящее время нет убедительных объяснений того, почему это произошло. Леандро Прадос де ла Эскосура предложил гипотезу о конкурирующих эффектах уменьшения дохода с капитала (которое понижало верхние доли дохода), сокращения разрыва заработных плат от реаграризации при Франко (что сократило общее неравенство заработной платы) и повышения дохода от собственности, особенно земли, при автаркии (политике самообеспечения), которая компенсировала действие этих эффектов. Все это происходило в условиях нулевого реального роста ВВП на душу населения с 1930 по 1952 год, и в этот период пропорция бедного населения увеличилась более чем вдвое. Несмотря на внешнее сходство с другими европейскими странами того времени в отношении падения верхних долей дохода и сокращения разрыва заработных плат, неравенство в Испании шло по довольно иному пути. В отличие от стран – участниц Второй мировой и от некоторых наблюдателей, в ней не было прогрессивного налогообложения и общее неравенство доходов не уменьшалось. Я согласен с Прадос де ла Эскосурой в том, что

отличие Испании, где гражданская война разделила общество, от большинства западных стран, где Вторая мировая война, как правило, увеличила социальную сплоченность, могло оказать влияние на послевоенное развитие страны.

Но даже в таком случае подспудные силы, действующие на распределение доходов и богатства, оставались теми же: насильственные потрясения, которые пытались смягчить правительственными мерами[277].

Я завершаю свой обзор, снова возвращаясь в прошлое, чтобы рассмотреть гибридный случай – гражданские войны, положившие конец Римской республике в 80–30-х годах до н. э. Они гибридные в том смысле, что, по сути, представляли собой внутренние конфликты в римском обществе, обусловленные конкуренцией между разными представителями элиты, но при этом происходили в контексте уже упомянутой культуры массовой мобилизации и таким образом имели ключевые признаки мобилизационной войны между государствами. В этот период внутренних потрясений в Риме были достигнуты некоторые рекорды вовлеченности в военные действия. Такое своеобразное сочетание борьбы между элитами и общественной мобилизации предоставляло новые возможности для распределения дохода и богатства.

Наиболее кровопролитные из этих конфликтов, происходившие в 80-е и 40-е годы до н. э., сильно проредили правящий класс Рима. Политические противники включались в проскрипции – списки лиц, объявленных вне закона: любой их мог безнаказанно убить и даже получить за это награду, а состояния убитых присваивала себе победившая сторона. В гражданской войне 83–81 годов до н. э., как утверждается, были убиты 105 сенаторов (в то время всего сенаторов было около 300), а в 43 году до н. э. были убиты 300 сенаторов (из 600), а также 2000 всадников, представителей следующего по старшинству класса римской элиты, – предположительно, они погибли подобным образом, хотя по именам мы можем назвать лишь 120 из них.