Великий Вспоминатор

Дело в том, что разница между теми великими людьми, кто существовал в реальности, и теми, кто дошел до нас в книгах и произведениях искусства, колоссальна. Нужно осознать одну простую вещь – на свете жили величайшие люди (в смысле глубины их проникновения в неизведанное), о которых мы никогда ничего не узнаем, поскольку, по разным причинам, в истории не сохранилось ни их имен, ни малейшего следа от их произведений. Труды некоторых из них сгорели или потерялись. Другие, самые лучшие из них, кто был свободен от постыдного тщеславия, вовсе не стремились делиться своими достижениями с окружающими, не способными ни понять, ни оценить, ни правильно применить плоды их творчества. Эти люди интересовались лишь красотой и истиной самой по себе; мудрейшие из них уносили свои открытия с собой в могилу; те же, кто был чуть пожаднее, старались передать их немногим тщательно отобранным ученикам. Ученики, опять же, если были мудры, то хоронили эти навыки и знания с собой. Они понимали, что тайною мир держится, что счастье – в незнании, а также в самом поиске знания, и не хотели лишать такого счастья будущие поколения.

Эварист Галуа, гениальный французский юноша-математик, погибший на дуэли в возрасте двадцати лет, старался публиковать свои работы, но его преследовало тотальное невезение: работы терялись, игнорировались или выбрасывались непрочитанными. Возможно, если бы он не написал несколько важных писем накануне дуэли, то его имя и статьи, революцинизировавшие математику, навсегда канули бы в Лету. А сколько таких Галуа не написали важные письма перед смертью?

Генри Кавендиш, выдающийся английский ученый, чихать хотел на научные журналы, публикации и академическое сообщество вообще. Он работал «в стол», из чистого, бескорыстного интереса к устройству мира и природы; сделав десятки крупнейших изобретений и открыв законы Ома и Кулона задолго до того, как их открыли Ом и Кулон, он должен был навсегда остаться неизвестным, а его открытия – отправиться на помойку. И лишь по счастливой (счастливой ли?) случайности, через сто лет после его смерти, его рукописи попали в руки Джеймса Максвелла, который сумел их оценить и возродил имя Кавендиша для науки. А сколько таких Кавендишей со своими открытиями бесследно исчезли в истории?

Что уж говорить про средневековых алхимиков и магов всех времен, проникших в свойства природных материалов местами глубже, чем современная наука.

Итак, мы никогда ничего не узнаем о многих величайших поэтах, естествоиспытателях, художниках и философах прошлого, не прочитаем их книг, не увидим их картин, не услышим написанной ими музыки, не почувствуем то, что чувствовали они на своем пути. А узнаем мы прежде всего о тех, кто сам заботился о том, чтобы о нем узнали. Кто публиковался, печатался и вообще следил за общественной оценкой и увековечиванием плодов своей деятельности, таких, например, как сэр Исаак Ньютон.

И все же, кое-кто из по-настоящему великих людей прошлого, игнорировавших публикации и общественное признание, сумел дойти до нас и обогатить нас своим творчеством. Кто эти люди? Ответ прост – это те, рядом с которыми были писатели или историки, посчитавшие своим долгом увековечить произведения своих гениальных друзей, или хотя-бы память о них. Хорошим примером может служить сэр Артур Конан Дойл, запечатлевший своего гениального университетского профессора медицины в образе Шерлока Холмса и таким образом сохранивший для нас мысли, чувства и феноменальные способности великого человека.

Уникальный профессор медицины не пропал, он живет на книжных страницах и дарит свой талант людям. А Петя Иванов, он что – должен пропасть? Ведь он не оставил после себя ничего, никогда не стремился записывать свои опыты вчувствования, никогда не хвастался ими перед другими.

Должен ли навсегда исчезнуть для потомков Петя Иванов, Великий Вспоминатор? Вот какой вопрос не дает мне покоя, и я чувствую огромную ответственность перед человечеством в решении этого вопроса. Вот живу я, вполне обычный человек, и какова вообще моя роль в этой жизни? Может быть, Бог дал мне немного писательского таланта только для того, чтобы я сохранил для людей феномен Пети Иванова, и если я не сделаю этого, то проживу жизнь зря? Больше всего я теперь жалею о том, что никогда не спрашивал его, хочет ли он сам, чтобы о его опытах узнали люди. И, честно говоря, я понятия не имею, хотел он этого или нет.

Когда мне кажется, что моей расплатой за счастье дружить с таким человеком является увековечивание его опытов для потомков, я начинаю испытывать противоречивые чувства.

Имею ли я право предавать публичности его изыскания, о которых он, кажется, никогда не собирался никому рассказывать?

Но, если я ничего не расскажу о нем, то люди никогда не почувствуют, сколько удивительной красоты содержало наше прошлое, какие неповторимые характеры и умы существовали в истории, какая уникальная атмосфера царила в определенные времена в некоторых обществах. И тогда масштаб утраты для человечества кажется мне устрашающим.