Великое доверие

- Мисс Бланди, не правда ли? - сказал я с выражением радости на лице. Полагаю, вы меня не помните. Я имел счастье посоветоваться с вашей матушкой несколько месяцев тому назад.

Она отбросила волосы с лица, посмотрела на меня вопросительно, потом медленно кивнула.

- Да, - сказала она затем. - Надеюсь, вы не пожалели о потраченных деньгах.

- Отнюдь, благодарю вас. Мне это очень помогло, очень. Боюсь, я вел себя не так, как следовало бы. В те минуты я был очень озабочен и расстроен, и, наверное, это отозвалось на моих манерах.

- Да, правда, - сказала она, - отозвалось.

- Прошу вас, - сказал я, - разрешите мне хотя бы немного искупить мою неучтивость. Позвольте мне понести ваши корзины Они для вас слишком тяжелы.

Даже не возразив из приличия, она тут же отдала мне их обе.

- Вы очень добры, - вздохнула она. - Этот день мне нравится меньше всего. Но только если вам по дороге.

- Конечно.

- А как вы угадали, куда мы идем?

- Это не важно, - поспешно сказал я, чтобы замять свой промах. - Делать мне нечего, и я рад буду отнести их до самого Хеддингтон-Хилла ради удовольствия побеседовать с вами.

Она вскинула голову и засмеялась.

- Да, видно, вам и вправду нечего делать. К счастью, мне не понадобится слишком злоупотреблять вашей любезностью. А только до улицы Мертон.

Они оказались очень тяжелыми, и я почти рассердился на нее за то, что она с такой охотой сунула их мне обе. Одной было бы вполне достаточно. Хуже того: она с плохо скрытой усмешкой следила за тем, как я пошатываюсь под тяжестью корзин, которые сама несла играючи.

- С вами там хорошо обходятся? - спросил я, с трудом переводя дух, а она шла себе легким уверенным шагом.

- Миссис Вуд добрая хозяйка, - ответила она - Мне не на что жаловаться. А что? Не думаете ли вы предложить мне место?

- Нет-нет, служанки мне не по карману.

- Вы ведь студент, верно?

Я кивнул. Моя мантия хлопала под резким ветром, грозившим сбросить мою квадратную шляпу с кисточкой в сточную канаву, и догадка эта не казалась такой уж замечательной.

- Думаете получить духовный сан?

- Нет, нет, Боже меня упаси, - засмеялся я.

- Вы не прилежите церкви? Или я разговариваю с тайным католиком?

При этих словах я покраснел от гнева, но вовремя вспомнил, что посвятил это утро не развлечениям.

- Ни в коем случае, - сказал я. - Разумеется, я грешник, но не настолько. Мое отчуждение имеет совсем другую причину. Хотя поступки мои чисты.

- Поздравляю вас.

Я горько вздохнул.

- Но я себя не поздравляю. Есть некие богобоязненные люди, к которым мне хотелось бы примкнуть, но они даже думать не станут о том, чтобы допустить меня к себе. И я их не виню.

- И кто же они?

- Мне лучше их не называть.

- Но вы хотя бы можете набраться смелости и сказать мне, почему вас должны отвергнуть?

- Такого, как я? - сказал я. - Но кто захочет иметь дело с человеком, настолько погрязшем в мерзости? Я знаю, что это так. Я искренне раскаиваюсь, но не могу стереть того, что было.

- Мне всегда казалось, что сплоченные единомыслием люди открывают объятия грешникам. Что за заслуга в том, чтобы привечать чистых душой? Они ведь уже спасены.

- Да, конечно, такой они делают вид, - заявил я с напускной горечью. На деле же они отворачиваются от тех, кто истинно в них нуждается.

- Они так вам говорили?

- Зачем им было говорить? Я сам никогда бы не принял такого, как я. А если бы они меня и приняли, то, не сомневаюсь, все время пребывали бы в страхе, что со мной к ним придут раздоры.

- Неужели ваша жизнь была настолько порочной? В это трудно поверить, вы же старше меня совсем ненамного.

- Вы, без сомнения, росли в благочестивой и богобоязненной семье, указал я. - Мне же, к несчастью, судьба так не улыбнулась.

- Совершенная правда, что лучших родителей я не могла бы пожелать, сказала она, - однако вы можете быть уверены, что любые люди, которые отвернутся от вас, не стоят того, чтобы искать у них помощи. Будьте откровенны, сударь, скажите, кого вы имеете в виду, и, возможно, я сумею сделать для вас кое-что. Узнать, примут ли вас, раз уж робость мешает вам самому обратиться к ним.

Я посмотрел на нее с благодарностью и восторгом.

- Правда? Я еле осмеливаюсь просить. Есть некий Титмарш. Я слышал, что он святой проповедник и собрал вокруг себя тех в Оксфорде, кого мерзость не коснулась.

Она остановилась и уставилась на меня.

- Но он же квакер, - сказала она тихо. - Вы понимаете, на что идете?

- Я не понимаю...

- Может быть, они и Божьи люди, но Бог подвергает их тяжким испытаниям. Если вы присоединитесь к ним, то лишитесь защиты, на которую вам дает право ваше рождение. Вас бросят в тюрьму, подвергнут побоям, на улицах люди будут плевать в вас. Возможно, вы даже лишитесь жизни. А если вас пощадят, то ваши родные и знакомые отвернутся от вас, свет будет презирать вас.

- Вы не хотите помочь мне.

- Вы должны быть уверены, что знаете, чем может обернуться для вас такой шаг.

- Вы одна из них?

В ее глазах мелькнуло подозрение, но потом она покачала головой.

- Нет, - сказала она. - Меня не учили навлекать на себя беды. По-моему, в этом не меньше гордыни, чем в слишком ярком наряде.