Великое кочевье

- Да ведь как сказать... - замялся Охлупнев. - Дети выросли, живут на особицу. А супругу охота сюда перетянуть.

- Хорошее дело! Очень хорошее!.. Не пробовал уговаривать?

- Нет еще. Надо исподволь, осторожненько.

- Думаешь, опять начнет холсты ткать? - рассмеялся Копосов.

- Может, что-нибудь другое придумает. Кто ее знает.

- А я заеду, поговорю с ней. Не возражаешь? Скажу, что ты стосковался по ней, что долина здесь хорошая, речка веселая. Расхвалю все. И Черепухину скажу: пусть поможет переехать. Договорились?

Охлупнев качнул головой...

На новом месте он подружился со многими. Но в успех дела особенно верил, когда был дома Борлай, а сейчас ему очень не хватало своего первого друга.

Отгремели ручьи на солнечных склонах, оттаяла земля, расцвел лиловый кандык на лесных полянках, - пора начинать пахоту, а Борлая все не было. Старики в аилах перешептывались и вздыхали, опасаясь чего-то недоброго. Байрым, Чумар и Сенюш, переходя из аила в аил, подолгу беседовали у костров. Потом рассказывали Охлупневу:

- Волнуются люди... Пахать - непривычное дело.

Борлай приехал в отпуск.

- Хорошо, что не припоздал! - воскликнул Миликей Никандрович. И поспешил обрадовать Борлая: дети его здоровы, он сам за ними приглядывал. Потом заговорил о делах. - Покамест чайник в печке греется, пойдем семена посмотрим.

Он привел его в амбар, где стояли мешки с пшеничным зерном.

- Вот, полюбуйся! - зачерпнул семена ладонью и покачал перед глазами. - Отборная! Можно сказать, не пшеница, а бобы! Постарались наши коммунары - приготовили хороший подарочек.

- Спасибо тебе, дружок, - Токушев снял перед Миликеем шапку.

К чаю пришли Сенюш и Байрым. Борлай из большой кожаной сумы достал сахар, колбасу, но Охлупнев остановил его:

- Отнеси ребятишкам. Пусть Чечек попробует городской пищи... А для нас и козлятина хороша.

Миликей вытащил из печи большую сковороду с мясом и поставил на стол...

После завтрака, заседлав лошадей, они вчетвером отправились на пологий склон долины. Там, остановив коня, Охлупнев рассказывал:

- Пахать будем здесь. А воду возьмем вон из той речки. - Он показал на серебристый поток, сверкавший среди камней, обросших зеленым мхом. Прокопаем арык и начнем поливать.

- Людмила Владимировна смотрела, - сообщил Сенюш, - сказала: "Хорошо будет".

- И я думаю, что неплохо, - подхватил Охлупнев. - Не зря стараемся!..

2

В сумерки к избушке Миликея Никандровича собрались соседи, сели в кружок. Борлай долго рассказывал им, как он учился в городе, как на машине ехал домой по новой, одетой камнем дороге. Внизу лежали тюки с товарами для кооперативных лавок, а наверху сидел он - пассажир. Не только деревья горы мелькали перед ним, как в сказке. За один день перекинулись из города в Агаш. На больших заводах делают эти машины! Скоро их будет много. Очень много. Они побегут по всем дорогам, по степям и долинам. И алтайцы научатся управлять ими, так же как сейчас управляют резвыми скакунами.

Слушатели разошлись, когда на темно-синем небе, точно в озере, кувшинками расцвели звезды. Дым над аилами заколыхался, словно молодые водоросли на речных камнях.

Захватив подарки, Борлай отправился к брату. Заглянул в его новую избушку: просторно, тихо и пусто.

"Значит, Байрым, как и его соседи, с первым весенним солнцем тоже перебрался в аил. Не привыкли еще в избушках летом жить".

Вспомнил город. Однажды, проходя по улице, увидел старую алтайку у костерка, разведенного возле самого тротуара. Она курила трубку и задумчиво смотрела в огонь. Борлай заговорил с ней, и она указала рукой на второй этаж:

- Сын там живет. А мне, старому человеку, там худо. Кости по огню соскучились, нос - по запаху дыма.

"Муйна, наверно, тоже соскучилась по дыму", - подумал Борлай и направился в аил, стоявший против избушки.

Брата не было дома. Он уехал на ночную охоту за куранами.

Муйна, сидя у костра, кормила грудью своего сына. Мальчик теребил темную кожу пухлыми ручонками. Анчи ползал около коленей. Отец, почувствовав прилив крови к лицу, отвернулся: ему показалось, что сынок исхудал. Муйна оторвала от груди своего ребенка, взяла Анчи и сунула ему тот же сосок. Ее сын, закинув голову, пронзительно заревел. Она шлепнула его по лбу, дернула за ручонку к себе на колени и подала ему второй сосок.

- Все выдоили и еще кричите. Покою от вас нет!

Чтобы не думать о сыне, Борлай перевел взгляд на Чечек. Девочка спала на земле, завернутая в старые шубные обрывки.

"Личико у нее налилось румянцем, как малиновая ягодка. Красивая девка вырастет, умная. На доктора бы выучить ее".

Он угостил Муйну дорогими папиросами и отдал подарки.

Лицо ее посветлело, она спросила:

- Когда совсем домой приедешь?

- Летом, - ответил Борлай, а сам подумал: "Она опять хочет спросить: "Когда женишься и детей от меня возьмешь?" А что я ей скажу?"

Он встал и направился к выходу.

- Завтра утром приходи, - пригласила Муйна. - Муж мяса привезет. Арака маленько есть.

- Утром надо сеять.

- Чечек спрашивает про тебя: "Где отец?" А у тебя времени для нее нет... С чужими говорить ты время находишь.

- Днем приду, - пообещал Борлай, уходя из аила.