К ним подбежал темно-гнедой жеребец. Это был крепкий красивый конь, с блестящей шерстью. Содонов любил его и всегда насыпал ему лишние пригоршни овса. На этот раз он дал ему еще больше. Пока Магний ел овес, Бабинас чистил его волосяной щеткой. Потом надел на него узду и привязал к кедру. Верхнюю губу коня стянул веревкой.
- Больно, говоришь? Потерпи маленько... Без этого ты к ране прикоснуться не дашь.
Говорил мягко, ласково, достал из переметной сумины походную аптечку, обрил шерсть на опухоли, осторожно разрезал кожу и, вычистив рану, обильно смазал ее карболкой.
- Вот!.. Я видел, конские доктора так делают, - похвалился он и посоветовал пастуху: - Вечером сам намажь.
Восходов, осмотрев полукровных двухлеток, отметил:
- Хорошие кавалерийские лошади вырастут!
Они поднимались на гору, покрытую густым лесом.
- За перевалом еще табун.
Старший пастух Тюхтень уехал домой за хлебом. Его помощник расправлял на сучке черемухи волчью шкуру.
- Это когда ты, Анытпас, зверя ухлопал? - спросил Миликей.
- Сегодня перед рассветом, - ответил тот. - Кони начали всхрапывать и все - в кучу, жеребят - в середину. Жеребец зафыркал. Гляжу, а оттуда, из лога, два волка крадутся...
Восходов спешился, взял ружье, стоявшее у дерева. Это был старый мултук, длиной больше сажени, узенькое ложе небрежно вытесано топором, вместо курка - железная вилка с фитилем.
- Неужели из этого самопала стрелял?
- Ие, - ответил Анытпас.
- В руках невозможно держать, ствол перетягивает.
- С руки у нас не стреляют, - сказал Миликей. - У нас - с деревянных сошек.
Анытпас подошел к Содонову:
- Ночью жеребеночек родился. У Пегухи косматой. Хорошенький!
- Недавно мы этого пастуха премировали костюмом, - сообщил Охлупнев.
- За какие отличия?
- А вот слушай. С его жизни можно интересную книгу списать... Весной ихний табун ночью в долине захватила полая вода. Здесь - река, и тут река. Остались на островке, как на кочке. Ну, о кобылах горя нет: перебредут. А малых жеребят как? Им против воды не устоять.
Поняв, что Миликей рассказывает о нем, Анытпас покраснел и отвернулся, едва скрывая улыбку.
- Так он, ясны горы, всех жеребят через ледяную воду перетаскал. Урону не допустил! Схватит жеребенка в беремя и бредет чуть не по пояс.
Восходов пожал пастуху руку.
- На курорт хотели его послать, пусть бы полечился, - никак не соглашается, - рассказывал Охлупнев по дороге к третьему табуну. - Недавно он женился и не хочет надолго от жены уезжать...
Всадники ехали к сверкающим ледяным шпилям, у подножия которых паслись табуны лошадей.
3
Макрида Ивановна взяла ребенка за руки и бережно поставила на кровать:
- Дыбы, дыбы... Вставай, Коля, на ножки. Ты ведь мужик!
Она, тряхнув головой, улыбнулась.
У ее ног стоял старший сын, теребил за подол и настойчиво лепетал:
- Ма-ма... Ма-ма...
Из печи вырвался запах пригоревшего хлеба.
- Ой, батюшки, оладьи-то сожгла!
Мать положила малыша на постель и кинулась к печке.
В переднем углу Чечек играла в куклы. Девочка была рослой и крепкотелой, густые черные волосы заплетены в одну косичку с пышным бантом из розовой ленты. Задорно припрыгивая, приемная дочь подбежала к Макриде Ивановне:
- Мам, надо этой кукле новое платье сшить. Старое замаралось.
- Сошьем, Цветочек, сошьем. И тебе к осени, к школе, сошьем новое платье. Ты ведь у меня учиться побежишь.
На окне Анчи складывал кубики.
Сунув сковородку в печку, Макрида Ивановна вернулась к кровати, на которой сидел Коля, повалила ребенка на спину, погладила ему живот и слегка потянула за ноги:
- Расти большой, зайчик серенький! - Потом она схватила его за руки: Ну, вставай. Будь сильным, товарищ Токушев. Учись ходить. - Поставила сына на пол и повела: - Гляди, гляди. Идет!
Из соседней комнаты вышел Борлай, в новых сапогах, в белой расшитой шелком рубашке; увидев младшего сына, рассмеялся:
- Идет! Ишь как ногами топает! Ты не держи его за руки.
- У меня дети растут, как грузди! Здоровенькие!
В минувшую ночь Борлай не мог уснуть. Слышал, как на городской каланче отбивали часы, как звучал пастуший рожок, собирая стадо. До рассвета мысленно бродил по родным горам, слушал весенний рев куранов и первый вылет кукушки. Он представлял себе, как распускался березовый лист и открывались яркие цветы, наполнявшие воздух пьянящими запахами. Ему хотелось развести костер по соседству с косматым кедром, съесть сырую, теплую почку курана, изжарить в пламени костра печенку, а потом, вернувшись в алтайское селение, выпить чашку араки...
После завтрака он надел черный пиджак и темно-зеленую фетровую шляпу.
Жена остановила его:
- Ты надолго уходишь?
- На весь день.
- А обедать как же?
- В столовой пообедаю, на выставке.
Проводив мужа, Макрида Ивановна глубоко вздохнула: "Сумрачный он у меня сегодня. Тяжело ему в городе работать".
4
Город строился на месте старой деревни. Через огороды и дворы пролегли новые прямые улицы, на пустырях поднялись четырехэтажные каменные дома.