Великое кочевье

- Давно. В Абае у русского мужика в работниках жил. Там поп дал мне эту книжку. Крестить меня собирался. Которые буквы показал, которые - нет. Весной я поехал овец пасти - и книжку с собой. В книжке нарисован конь и написано, что это конь. Я стал понимать. На камнях писал. Однажды вздумал я написать слово "Ат"*. Две буквы только, а я писал два дня. Все не так выходило. Тяжело. Думать стал: "Грамота алтайцу не нужна совсем". И книжку бросил в мешок. Война пришла. Белый царь поссорился с другим царем. Народ погнали воевать. У нас, алтайцев, сначала только лошадей брали, а в шестнадцатом году и до людей добрались. Кто подарок комиссии даст - того забракуют, а кто не может подарка дать - иди на войну. Взяли меня на войну. Погнали по городам. Всю зиму гнали. Весной окопы копать заставили. День копаем, ночь копаем - все им мало. Начальство сердитое, по щекам бьет, не дает разговаривать. Охота мне стало жене весть о себе подать, а писать не умею. Грамотных нет. Вспомнил книжку и пожалел, что не взял с собой.

[Ат - конь.]

Борлай смотрел на землю. Воспоминания проплывали перед ним, как расстилавшийся по земле и таявший вдали дым огромного костра. Он тоже копал могилы и окопы на фронте, так же мысленно переносился в родные горы и думал о грамоте.

- Отпустили меня домой, - продолжал хозяин. - Баба моя умерла без меня. Коня найти не мог. Аил пустой. Только та книжка цела осталась, никто не взял. Кому она нужна? Я обрадовался. Опять учиться начал. Найду в лесу камень, мохом обросший, пишу на нем. Маленько научился...

В аил входили алтайцы в шубах, подпоясанных и спущенных с голых плеч. Чтобы не мешать разговору, произносили чуть слышно свое "дьакши" и садились у дверей. Они так внимательно слушали хозяина, что даже забыли про обмен трубками. Чумар рассказывал, как он поддерживал связь с партизанскими отрядами, как баи угрожали ему смертью и как в волости дали ему винтовку. Под конец интересно и живо описал последние бои с бандитами.

- С твоим братом вместе воевал. В партию нас на одном собрании принимали, - сказал он Токушеву взволнованно и снова перешел на тихий, повествовательный тон. - Войну кончили - я домой приехал. Женился на вдове, у которой было четыре лошади, пять коров и десять баранов. Жить можно бы, но... повернуться некуда. Везде на хорошей земле баи сидят. Думал я, думал: "Учить бедняков надо, а то я один - задохнуться можно". Список составил, каких людей надо учить грамоте обязательно. Побывал у товарища Копосова. Он сказал: "Пока школы нет - учи, подымай народ". Я поехал по аилам, уговорил учиться. Теперь люди приезжают ко мне каждое утро. Вот они, - Камзаев указал на алтайцев, столпившихся у порога.

Чумар понравился Суртаеву тем, что о своих занятиях с учениками рассказывал с предельной искренней простотой, что у него не было ни бахвальства, ни ложной скромности.

"Вот уж действительно, чем богат, тем и поделиться рад, - подумал Филипп Иванович и решил пригласить Чумара со всеми его учениками на курсы: - Он будет сам учиться и мне помогать".

Начался урок. Камзаев большую доску повесил на дерево, маленькие роздал ученикам, разместившимся на полянке. Он писал углем слова, состоящие из нескольких букв: "скот", "пуля", "солнце". Иногда тут же набрасывал рисунок.

Суртаев сидел позади всех, изредка делал пометки в записной книжке.

После занятий он пригласил всех алтайцев на курсы. Там они будут писать уже не на досках, а в тетрадях, не углем, а настоящими карандашами. Вот такими.

Его карандаш пошел по рукам.

Когда алтайцы разъехались по аилам, Филипп Иванович сказал Чумару о недостатках его урока.

- Перед каждым занятием мы с тобой вместе будем составлять план, пообещал он.

- А после курсов, товарищ Камзаев, кочуй к нам в долину, - пригласил Токушев.

- Я не кочую, - уклончиво ответил Чумар. - Я зимой в избушке живу.

- Но ты не косишь сена, - заметил Борлай. - Тебе придется зимой пасти скот в другом месте, на нетоптаных травах.

- Придется, - согласился Чумар.

Он понимал, что без заготовки сена не может быть полной оседлой жизни. А одному трудно заниматься этим незнакомым делом, да еще на неделенной земле.

- Вот если бы согласились алтайцы работать вместе, как работают русские в коммуне "Искра". Другая бы жизнь пошла, - сказал он и вопросительно посмотрел на Суртаева.

- Как? Как? - заинтересовался Борлай.

Суртаев рассказал о коллективном труде, но посоветовал Чумару не торопиться со своими предложениями.

- Надо начинать с маленького товарищества, а не сразу с коммуны, сказал он. - А со временем у вас будет своя "Искра". Будет обязательно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

В аиле Утишки Бакчибаева ждали утренний чай. Урмат расставила вокруг очага деревянную посуду, разломила курут, из-за кровати достала мешок, в котором хранился талкан. Мешок оказался пустым. Алтайка украдкой отбросила его за спину, свирепо покосилась на детей и стала хлопотливо разливать чай, черпая деревянной поварешкой из казана. Чай был вскипячен по всем правилам - с солью и молоком. Недоставало лишь талкана.