Великое кочевье

- Не мы хозяева жизни, и не нам ее поворачивать. А то надорваться недолго.

- Ничего, у народа силы хватит, - задорно сказал Борлай и, вычеканивая каждое слово, продолжал: - Даже зверь не вечно бегает по старым следам. Ему и то приходит пора мять новые тропы. Людям надо кочевать туда, где они еще не были. Надо идти к хорошей жизни.

3

Только что скрылись за темно-синие вершины гор золотые лучи солнца, а на востоке уже поднялась полная луна, похожая на размалеванный под кровь шаманский бубен. Тени, бросаемые аилами, закрыли всю долину. Остался единственный просвет. Первыми на эту лунную дорогу вышли Карамчи и Муйна жена Байрыма. Они взялись за руки и, пошатываясь, словно пьяные, запели:

Пока льется лунный свет

Погреми, наша песня.

Ох и далеко же стелются звонкие голоса под ночным небосклоном! Весело катятся по лесам, звенят в каменных ущельях. Голос в это время - как хорошая труба. И никому-то не улежать в тот час в дымном аиле. Босые ребята, припрыгивая, выбегут на луг, как ягнята в первый весенний день. Выйдут женщины, на ходу поправляя блестящие косы. Поднимутся степенные мужчины. И даже старухи, махнув руками на соленый чай в казанах, покинут аилы. Вмиг опустеют жилища - словно ветром повыдует всех. А полчаса спустя прискачут люди с соседних кочевий...

Еще не улеглась вдали запевка, как послышался торопливый шорох шагов. В одну минуту возник просторный круг - ойын*. Люди стояли плечом к плечу и, весело покачиваясь из стороны в сторону, пели:

Мы встречаем румяную луну,

Провожаем добрых соколов...

[Ойын - коллективный танец, хоровод.]

Запевала женщина, слагавшая песню. Один за другим присоединялись гортанные мужские голоса и звонкие девичьи. Песня текла все стремительнее и на самых высоких нотах внезапно обрывалась.

Первая песня - о людях, поутру отправляющихся на курсы. Вторая о долине Голубых Ветров, где травы мягкие, точно волосы девушки, и леса густые, как травы. Потом пели о жарком лете, принесшем жгучую, словно огонь, араку. Время от времени мужчины покидали волнующийся круг, чтобы сбегать в аил и опрокинуть чашку веселящего напитка. И снова ширился круг, песни лились веселее.

Борлай Токушев чувствовал себя молодоженом: лишь на свадьбах бывали такие многоголосые ойыны. Не зря же Филипп Иванович крикнул Борлаю на ухо:

- Пойдет кочевье за вами, как табун за пастухом!

Круг покачивался так стремительно, что Борлаю казалось: вот сейчас кто-нибудь оторвется от товарищей и отлетит далеко в сторону. Он легко вскинул голову и посмотрел на луну. Луна как бы пошатывалась в такт поступи ойына. Песни, расстилаясь по долине, достигали самых далеких урочищ. Нет, они не умрут, не позабудутся людьми, эти новые песни бодрости и силы. Наоборот, они перекинутся через хребет и начнут будить кочевников на берегах Каракола. И Борлай, вскинув голову, запел с небывалым подъемом:

Зеленые ветки раскинув,

Старые кедры знают,

Что с восходом солнца

Запоют в лесу птицы.

Певцы смолкли, прислушиваясь к нему, и он еще громче закончил:

В голубую долину откочевав,

Народ наш знает,

Что новая власть

Беднякам поможет.

- Хорошо! Хорошо! - похвалил Суртаев. - Слагай еще.

Сенюш Курбаев решил повторить песню друга, надеясь, что все подхватят ее, но в это время у противоположной стороны послышался хриплый голос Утишки:

Хорош ли приехавший к тебе человек

Ты не ответишь, не присмотревшись.

Хорош ли новой власти век

Народ не скажет, не убедившись.

Не успел Борлай ответить новой песней, как раздался визгливый голос Таланкеленга, напомнившего, что они собрались не на сходку, где спорят, а на ойын, где веселятся. Утишка запел о парне, который любил девушку с глазами, сиявшими ярче полуночных звезд. Потом полилась песня Ярманки:

Золотым листом богато одетая

Не белая ли береза это?

Суртаев подтолкнул Борлая:

- Кто сложил?

- Сам, наверно. На ойыне старых песен не поют.

- Толковый парень. Надо учить малого.

В кругу уже звучала новая песня младшего Токушева:

Целый день ходил я по голубому камню

Трещины в голубом камне не нашел,

Целый год я выбирал молодую девушку...

Красивее тебя не нашел.

Борлай, исподлобья взглянув на Ярманку, подумал, что все участники ойына поняли, к кому обращена эта песня, и в душе зло смеются над Токушевыми. Он готов был броситься к парню, тряхнуть его за воротник и, повернув лицом к Чаных, сказать: "Двух жен бедняку не прокормить. А отвернешься от этой - зашибу". Но в этот миг он услышал настойчивый голос Филиппа Ивановича:

- Откроется алтайская школа - обязательно будем учить малого.

Никогда не пел Ярманка с такой глубокой теплотой. Он думал, что эта звездная ночь в долине Голубых Ветров будет его последней ночью, проведенной в кругу сородичей, думал о новом своем аиле, о молодой и веселой жене. Еще день - и он увезет Яманай туда, где кочуют чужие сеоки, где их никто не знает. Хорошо, что придумали такие шумные проводы отъезжающих на курсы, - Ярманке легче ускользнуть незамеченным. Перед утром он непременно уедет. Сирот прокормит Байрым. Ведь Чаных по наследству должна перейти к нему.

Тени аилов укоротились, а потом не спеша повернулись и снова начали расти: близилось утро.