Великое кочевье

Когда лошади, обливаясь потом и дыша учащенно и горячо, на минуту останавливались, Борлай, придерживаясь за гриву Пегухи, оглядывался на длинную полоску Каракольской долины, затерявшейся среди гор. Там когда-то кочевал отец старого Токуша, дед Борлая, пока ту землю не захватили баи. Дети Токуша с малых лет пошли к зайсану Сапогу Тыдыкову в работники. Десятилетний Борлай пас отару овец в триста голов, через три года ему доверили большое стадо коров, а еще два года спустя он стал пастухом одного из бесчисленных табунов Сапога. За пятнадцать лет ему удалось скопить пятьдесят рублей, чтобы уплатить калым за Карамчи. Вскоре после свадьбы посчастливилось убить в горах дикого марала с пудовыми рогами. На вырученные деньги он купил лошадь и двух коров. Летом пил свою араку, ездил по гостям, как настоящий хозяин. Осенью 1916 года его и старшего брата Адара взяли в армию на тыловые работы. Служили они в разных частях. Рыли окопы, мерзли в Пинских болотах. На обратном пути Борлай отстал от эшелона на станции Кинель. Долго плутал по российским дорогам. Возвратившись в родную долину, он не застал брата дома. Адар ушел с партизанским отрядом. С тех пор они виделись всего один раз, когда старший брат приезжал за семьей.

Брат сказал, что Ленин заботится о бедных и что его большие люди помогают им. И сам он, Адар Токушев, тоже записался в большевики...

Измученная лошадь подымалась по камням, словно по лестнице. Борлай не видел тропинки, уносясь в прошлое, развертывавшееся перед ним, как цветистые поляны на этом пестром крутосклоне.

Пять лет огненные вихри кружились по Алтаю - то отряды буржуазно-националистической земской думы Кара-Корум, то колчаковский полковник Сатунин, то есаул Кайгородов, то какая-нибудь кулацкая банда. Хотя родная долина не раз переходила из рук в руки, но русские "горные орлы", с которыми сроднился Адар, не сдавались. Наоборот, накопив силы в укромных долинах, они наносили по врагу удар за ударом и освобождали село за селом, стойбище за стойбищем. Зайсану Тыдыкову и его приспешникам на некоторое время даже пришлось скрыться за границу.

В апреле 1922 года "горные орлы" вместе с эскадроном красной кавалерии перевалили через неприступный снежный хребет и ворвались в последнее гнездо белобандитов. В жарком ночном бою вражеская пуля свалила Адара с коня. Через два дня Борлай прискакал в село. На пороге дома деревенского торговца, где в те дни разместился полевой госпиталь, он столкнулся с высокой дородной русской женщиной. Ее круглое доброе лицо было усыпано крупными веснушками. Голову она повязала красным платком, так высоко и так тщательно подобрала волосы, что оголенные уши топорщились и под ними, как маятники, покачивались увесистые серьги - серебряные полумесяцы с петухами. Большие синие глаза казались печальными, как высокогорные цветы водосбора в ненастный день. Окинув Борлая пристальным взглядом, она спросила:

- Вы по фамилии Токушев? Борлаем звать?

- Ие, - подтвердил Токушев. От недоброго предчувствия у него похолодело сердце.

- Брат про вас поминал... Лежал как в огне, глаза закрыл, а губы шептали: "Борлай этим волкам зубы выкрошит!.." Знать, про кулаков да бандитов говорил...

Глаза женщины наполнились слезами. Она подняла белый передник и утерлась уголком его.

- Не могли от смерти отстоять... И моего - тоже... Вместе воевали, в один час успокоились...

Борлай опустил голову, сдерживая слезы, так стиснул зубы, что возле ушей вздулись желваки.

- Я сиделкой при них была... - сквозь слезы продолжала рассказывать женщина. - Всю ночь от коек не отходила: то одеяло поправлю, то пить подам... Худо им станет - врача разбужу... Всякие лекарства давали - не помогло. Ведь моего в живот ранили, а у твоего брата пуля прошла возле самого сердца.

Борлай поднял глаза на женщину.

- Парнишка, девчонка есть? - участливо спросил, не зная, как разделить ее горе.

- Никого нет... - Женщина зарыдала. - Мальчик был - оспа унесла...

- Не надо плакать, - сказал Борлай и тронул плечо женщины, будто это могло остановить слезы.

- Знаю... - отозвалась она. - Слезами горю не поможешь, но сил нет текут и текут...

Глубоко вздохнув, она спросила:

- Может, с Васильем Петровичем поговоришь? Он лечил Адара.

- Много слов говорить - горе больше делать, - сказал Борлай. - Молчать надо.

И он замолчал. Женщина повела его на кладбище и тоже за всю дорогу не проронила ни слова, а когда остановились у свежего холмика глины, показала рукой на тесовый обелиск с красной звездой наверху и чуть слышно вымолвила:

- В одной могилке лежат.

Взглянув на Борлая, она строго потребовала:

- Сними шапку.

Токушев медленно стянул шапку с головы.

Постояли у могилы, вздохнули и, повернувшись, пошли в село. Борлай нес шапку за кисть, она болталась у него в руке из стороны в сторону.

- Теперь надень, - сказала женщина. - В штаб пойдем.