Великое кочевье

Накануне перекочевки отцы семейств вернулись из облюбованной долины, где драли кору с лиственниц, рубили жерди и сооружали аилы, напоминавшие стога сена. Тогда же Ярманка Токушев возвратился на свое зимнее стойбище. Оставив коня нерасседланным и волоча вдруг отяжелевшие ноги, он направился к жилью. Вздрагивавшая спина и необычная для него сутулость говорили, что домашний очаг ему не в радость. Круглое, словно полная луна, лицо, с широкими крутыми дугами бровей, покрылось густой тенью задумчивости. Он знал, что жена-старуха встретит его полной чашкой араки, голопузые мальчуганы, дети покойного брата, будут увиваться около него, а он опять не найдет для них ни одного ласкового слова. Прошлое встало перед ним, как этот немилый аил. Особенно врезался в память день возвращения Борлая из дальнего села, где в последнем бою был ранен старший брат. Узнав о смерти Адара, Ярманка убежал в горы и там провел двое суток. Домой шел пошатываясь. Веки опухших глаз слипались. Он знал, что, следуя обычаям предков, вдова старшего брата по наследству перейдет к нему и станет его женой.

Так и случилось. Сколь ни противился он, а родные, собравшись всей гурьбой, отвели его в аил Чаных. Все пришли с тажуурами*, полными араки.

[Тажуур - кожаный сосуд для перевозки и хранения араки и кумыса.]

Старый Токуш, от дряхлости едва державшийся на ногах, сказал снохе:

- Вот твой новый хозяин, детям - отец.

Родственники сели вокруг костра. Чаных перед каждым из них поставила деревянные чашки, полные араки. Борлай торжественно поднял свою чашку и в знак уважения подал младшему брату - виновнику торжества.

- Вырасти ребят хорошими людьми, - пожелал он. - Сделай меткими стрелками, смелыми наездниками.

У Ярманки задрожали пальцы, и чашка выскользнула из рук. Расплеснувшаяся арака залила горячие головешки, и над костром взметнулся едкий дымок. Женщины вскрикнули от испуга. Токуш погрозил сыну трубкой, а Чаных плеснула аракой на кермежеков, чтобы они получше сторожили жилье и не впускали беду.

Тот вечер был самым тяжелым в жизни Ярманки Токушева...

Теперь отец сидел у костра на том же месте, грел пегую от бесчисленных ожогов костлявую грудь. Ярманка сел рядом. Чаных поставила перед ним две чашки араки. Он одну передал отцу, вторую поднял сам и, чтобы скоротать время, стал пить маленькими глотками. Потом он обменялся с отцом трубками и, не подымая на жену глаз, курил не торопясь. Чаных сидела с дымящейся трубкой и ждала, когда молодой муж взглянет на нее. Но он, докурив трубку, выбил пепел о носок сапога и нехотя, сквозь зубы, сказал старику:

- Аил поставлен. Можно кочевать туда.

- Огонь развел? - спросил Токуш, смотря на сына тусклыми выцветшими глазами.

- Развел. Дым шел прямо вверх: можете ждать счастья.

Ярманка горько усмехнулся и поспешно вышел, не ответив на беспокойные вопросы Чаных.

Солнце давно упало за лысую вершину, на небе ясно обозначилась усыпанная звездами "журавлиная дорога". В лесу застыла успокаивающая тишина, нарушаемая одним неугомонным журчанием рек да глухим уханьем филина. Пролетела сова, чуть слышно шелестя мягкими крыльями. Неподалеку хрустнула ветка. И опять тишина. Деревья протягивали лохматые лапы и хватали всадника за лицо, хлестали по груди.

"Зачем мне, молодому, такое наследство? Зачем пить горький сок осины, когда есть чистый родник?.. Я поставлю себе новый аил и возьму Яманай в жены. А эта старуха пусть живет как знает", - думал Ярманка. Но тут ему вспомнились слова Борлая: "Вырасти ребят хорошими людьми". Слова правильные, никто не спорит. Но Борлай может сам позаботиться о детях брата.

Ярманка не знал, что ему ответит Яманай. Старые обычаи, как путы, связывают людям ноги. Яманай из одного с ним сеока Мундус. Говорят, что она - родственница по крови и ее надо звать сестрой.

Ярманка горько усмехнулся:

"Родственница - как вон та гора степному озеру! Мой дед кочевал в Чуйской степи, а ее предки - в долине Усть-Кана. До кровного родства не меньше ста колен".

Но еще не было в горах случая, когда бы алтайка выходила за мужчину своего сеока. Хватит ли у девушки сил разорвать старые путы?

Лицо парня было мрачным. Он знал, что, взяв Яманай в жены, обольет себя позором. Все его будут презирать за то, что бросил Чаных. Братья начнут призывать проклятия на его голову. С ним никто не поздоровается. Аил его не увидит гостей.

"Ну и пусть никто не приезжает, - успокаивал Ярманка себя. - Счастье сеют вдвоем. И урожай собирают двое".

Все дело за Яманай. Только бы она не побоялась болтовни старух. Кажется, она умеет стоять на своем. Упрямая девушка! Скорее со скалы бросится в реку, чем согласится выйти за другого!

А спросят ли ее? Отцы не привыкли считаться с желаниями дочерей, - во всем полагаются на свой рассудок. Умниками себя считают. А отец ее, Тюлюнгур, вдобавок ко всему, жадный. Он может продать девушку богатому...

От этой мысли Ярманка вздрогнул.

Надо торопиться.

Тропинка обогнула невысокую, поросшую мхом скалу, и впереди открылась поляна с одиноким аилом.