Великое кочевье

Когда он крикнул: "Довольно!", Утишка, обходя вокруг стога, подал ему одну за другой четыре березки.

Борлай связал их вершинками.

- Один стог сметали! К вечеру второй сделаем.

Он ощущал в себе такую же безграничную радость, как в детстве, когда в первый раз поднялся на вершину голой сопки и с высоты ее увидел всю долину.

Но мало стог сметать - надо с него спуститься. Оказалось, что это не так-то просто. На какую бы сторону Борлай ни пытался опустить ногу, верхушка стога гнулась, как тонкая березка под ветром. Опереться было не на что. Борлай лег на спину и покатился, утопая в сене. Огромные пласты упали на землю раньше, чем он. Свалившаяся верхушка придавила его, как большая копна.

Айдаш бежал к стогу и кричал:

- Надо было спустить его на аркане! Я видел, русские так делают.

Борлай выполз из-под сена и обошел вокруг стога, недовольно тряся головой. Стог не удался: всюду виднелись бугры и впадины, верхушка походила на разрытый курган.

Утишка шел за Борлаем.

- Я говорил, что надо зарод метать. Начали бы от лиственницы - никогда бы не упал.

- А бока зарода были бы такими же. Дождь пойдет - промочит.

Токушев подумал о Копосове. Скоро Федор Семенович приедет посмотреть на их работу, порадоваться достижениям. А где они? Разве можно показывать такой стог? Стыдно.

Однажды у Борлая уже была мысль - пригласить русского мужика, который мог бы научить всему, но тогда он сам себя заверил: "Дело нехитрое научимся".

Теперь он увидел, что много сил и времени у них теряется напрасно.

"А весна придет - надо землю пахать. Это еще сложнее, - подумал Борлай. - Надо обязательно позвать русского человека".

Утишка подошел с тажууром и тронул за плечо:

- Выпьем по одному чочою. Мы заработали.

- Нет, мы еще не заработали. Нам еще надо многому учиться.

Морщины озабоченности на лбу Борлая сделались глубже, и он повернулся к Айдашу:

- Давай аркан! - Размахнувшись, перекинул аркан через стог. - Держи с той стороны. Полезу снова стог вершить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Спустившись с гор в село, где пахло свежим хлебом и вареным мясом, Яманай впервые остро почувствовала, что она голодна. Повернула к реке и долго пила, зачерпывая воду пригоршнями. На короткое время она погасила приступ голода. Верила, что скоро отыщет Ярманку; сдерживая слезы, расскажет обо всех своих мучениях, и он простит ее. Все старое, нехорошее забудется навсегда. Он покормит ее русскими калачами и укроет от недобрых людей. А утром он поведет ее туда, куда ходит сам, и скажет, что Яманай его жена и хочет учиться вместе с ним. Ей дадут книгу. Не успеет умереть луна, а она уже научится читать...

Яманай несколько раз прошла по улицам села, заглядывала в окна домов, заходила в учреждения, но нигде не видела знакомого лица. На улице остановила молодого алтайца с газетами.

- Где Ярманка живет? - Увидев изумленный взгляд, добавила: - Токушев.

- Не знаю. Он кто такой?

- Он учится.

- Теперь многие учатся. Чему Токушев учится?

- Книги читать. - Яманай удивленно посмотрела на парня и пояснила: Советской власти учится... Где они живут?

- Кто? Курсанты? Школьники? Все домой уехали. Вернутся только осенью.

У каждого встречного алтайца она спрашивала про Ярманку, но - странное дело - никто не знал его. Неужели он в другом селе? А может быть, в городе?

Она присматривалась к домам: где бы ей попросить хлеба?

"У этих дом большой: не дадут. Эти тоже богатые".

Постучала в дверь пятистенной избы. На крыльцо выскочила старуха в кержацком кокошнике, с ухватом в руках.

- Ты что тут, язва, прости господи, торкаешься?

- Калаш бар? - робко спросила алтайка.

- Калач, калач... Напекли тут про вас, некрестей, калачей!

Старуха стукнула ухватом о пол и, возвысив визгливый голос, закричала:

- Проваливай отсюда!

Яманай пятилась к воротам. Старуха наступала на нее.

- Ономедни банный ковшик потерялся... Вот ека же косоглаза приходила... Кому же боле? Она украла. Не будет же крещеный человек банный ковшик воровать.

Алтайка пошла разыскивать "самых больших начальников". Они все знают и скажут ей, где Ярманка. Может быть, хлеба дадут. Опасливо поднималась на второй этаж, задерживаясь на каждой ступеньке. Если бы до нее донесся чей-либо грубый голос, она опрометью бросилась бы вниз. В первой комнате спросила парня, который складывал пакеты в сумку, не знает ли он Ярманку. Парень удивленно посмотрел на нее и указал на дверь:

- Вон иди туда.

Яманай осторожно приоткрыла скрипучую дверь, просунула голову в маленькую комнату. Наверно, здесь сидит Ярманка. Сейчас она увидит его! Он обрадуется и бросится ей навстречу... Но Яманай услышала женский голос:

- Заходи, заходи... Не бойся.

За столом сидела алтайка с приветливым полным лицом и непокрытой головой, курила не из трубки, а из бумажной палочки, как тот русский с золотыми зубами, что приезжал к Сапогу. Это, как Яманай узнала позднее, была работница аймачного комитета партии Анна Тордокова, выросшая в русском селе.