Великое кочевье

— Он, товарищи, скоро будет лишен права голоса. Тогда гоните его со всех собраний, — твердо сказал Суртаев, достал устав и потряс им. — А эту филькину грамоту нам поручено уничтожить.

Вздрогнув, Сапог побагровел и подбежал к Филиппу Ивановичу, намереваясь вырвать у него устав, но чьи-то тяжелые руки крепко схватили его за плечи, повернули лицом к усадьбе.

— Иди, иди!

Гневные крики напоминали сокрушающий шум воды, которая веками копилась в высоком ущелье и теперь, неожиданно разрушив сдерживавшую каменную преграду, со всей силой устремилась вниз.

— С вашей помощью, — обратился Суртаев к присутствующим, успокаивая их широким жестом руки, — сельсовет перепишет весь байский скот. С каждой овцы бай заплатит законный налог.

Филипп Иванович свернул устав трубочкой и снизу поджег.

— Все байские затеи рассыплются, как пепел от этой бумаги, — сказал он.

Сапог с поникшей головой брел к своей усадьбе. Ему все еще казалось, что произошла прискорбная ошибка, что через минуту люди разберутся во всем, вернут его и будут просить прощения за свою грубость. Ведь он помнит этих людей еще голопузыми мальчишками. Они всегда безропотно подчинялись ему, старались во всем угодить. И вдруг — такая буря…

Вслед ему ветер кинул бумажный пепел.

Глава одиннадцатая

1

На перевал Крутая гора поднимался всадник на чубарой лошадке. Голубая монгольская куртка, войлочная кержацкая шляпа и широкие казахские сапоги с кошомным чулком — все свидетельствовало о том, что этот человек побывал во многих уголках Русского и Монгольского Алтая. По черному лицу с прямым носом и тонкими губами, по угловатому подбородку было видно, что это злой и отчаянно смелый теленгит,[22] не боящийся никакого риска.

Светло-серая лента нового тракта тянулась над обрывом. Справа, в кустах желтой акации, виднелись извилины старой дороги, пересеченной рытвинами и полузаваленной камнями. Глядя на эту дорогу, человек вспомнил тот день, когда с перевала спокойно спускались части двадцать седьмого полка. Тогда он, Учур Товаров, со своими людьми засел на противоположной горе, вон за теми камнями, похожими на гнезда ласточек. И по другую сторону дороги на скале сидели его люди. Они заранее приготовили наверху кучи камней и, когда прошла разведка партизан, обрушили на кавалеристов каменный поток. Внизу произошло замешательство. Не успели красные спешиться, как ватага Учура открыла стрельбу. Раненые лошади срывались с узкого уступа дороги и летели вниз, в пропасть. По камням струилась кровь.

Отец Учура, Товар, считался самым богатым в долине реки Чуя. Он наделил сына двумя табунами и большой отарой. В первый же год сын продал овец, купил маральи панты и отвез в Монголию. Оттуда пригнал баранов и выгодно сбыл в Бийске. Ему понравились большие барыши, и он открыл постоянную торговлю. Кроме этого, он несколько лет держал ямщину. Его знали по всему Алтаю. Когда партизаны взяли у него лошадей и товары, он пустил слух: «Русские красные всю хорошую землю, весь скот — все возьмут себе, а алтайцев прогонят на белки».[23] Тогда кочевники поехали к нему с вопросами: «Что нам делать?» Учур давал им ружья и говорил: «Ночью я видел всадника на белом коне. Это был сам хан Ойрот. Он сказал мне, чтобы я собрал алтайские племена и очистил родные горы от красных. После этого хан Ойрот вернется и будет править нами: всем алтайцам — богатым и бедным — будет хорошо». Так он собрал большую ватагу и стал устраивать набеги на коммуны. Части особого назначения три года гонялись за ним. В конце зимы они заперли бандитские отряды в диких ущельях. Тогда алтайцы связали главаря одной из сильных банд и привезли в село. Учур понял, что дни его сочтены, сам явился к командиру полка и сказал: «Если оставите в живых, то я незаметно проведу вас в ту долину, где находятся главные силы бандитов, и вы их всех захватите». Он точно выполнил свое обещание, и ему сохранили жизнь. Вскоре он снова вернулся на Чую. Первые годы жил у отца, ел баранину, пил кумыс, а потом поехал искать работу…

На вершине перевала — деревянная арка с надписью:

«ВЫСОТА НАД УРОВНЕМ МОРЯ — 1857 МЕТРОВ»

По сторонам — сырые лужайки. Мягкие травы — по колено лошади. Обильно расцвело ярко-красное татарское мыло. Учуру показалось, что тут от боевых времен остались сгустки крови. Он расседлал коня и пустил на лужайку, а сам прилег к столбу.

«Как бы не пришлось опять за ружья взяться, — подумал он. — Крепких мужиков стали обижать. Налоги большие наложили, голоса отобрали».

Он достал топор, натесал щеп от телеграфного столба и развел костер.

«Неужели сегодня не приедут?»

Сходил на ключ за водой, спугнул курана. Зверь сердито рявкнул и убежал на ближнюю сопку. Там долго кричал, словно предостерегал других.

Из-за перевала — звон колокольцев.

«Едут!»

Учур вышел на дорогу, прижал руки к бровям и, как из-под козырька, стал всматриваться в темноту.

«На тройке мчится. Наверно, много серебра везет. Понял из моих писем, что без серебра ничего не сделать».

— Кто там? — крикнули из тележки.

Учур заметил взметнувшийся ствол винтовки.