Великое кочевье

— Были они из одного сеока, — продолжал парень, — и родители рассвирепели, когда узнали, что они любят друг друга. Для девушки стали искать жениха, а парня измучили упреками и насмешками. Но молодым легче было умереть, чем потерять друг друга. И сговорились они убежать в далекую степь, ровную, как небо, усыпанную родниками, будто звездами. В лунную ночь заседлали коней и отправились. Бий первым выехал в степь. Долго искал свою возлюбленную, но улыбка радости не появлялась на его лице. А случилось так: отец девушки проснулся не вовремя и в ярости набросал ей на дорогу горы камней, до самого неба. Долго билась Катунь, но ничего сделать не могла. Упала замертво. Перед утром услышала она голос возлюбленного — и вновь закипела в ней сила, заволновалось сердце. В кровь себя изодрала, а камни разбросать не смогла. Тогда она превратилась в бурную реку и стала раскидывать горные преграды. Услышал Бий буйный плеск воды, тоже превратился в реку и поспешил на помощь своей милой. Встретились они в степи, у подножия последних сопок, где теперь лежит город, и метнулись в объятия друг друга. Помчались вдаль, как один поток. И уже никто не мог им помешать, никто не мог разъединить…

Яманай сидела с закрытыми глазами, горячие губы ее шептали:

— Вот так же и мы… Подожди немного, скоро мне сделают женское седло.

«Журавлиная дорога», пересекающая небо, побледнела. Звезды начинали гаснуть.

…Догоняя сородичей, Ярманка поднялся на перевал, когда туман лег на снег, словно тополевый пух на землю. Всадник опустил поводья, доверившись осторожной лошади. Так он делал обычно во время ночных переправ через многоводные реки, когда не было видно ни ушей, ни гривы, а ременные поводья уходили в темноту.

Спустя полчаса он услышал разноголосый шум, казалось, доносившийся откуда-то из-под земли. Перед ним открылась знакомая расщелина…

5

Внизу тумана не было. Он подымался только из ущелий возле главного хребта, старательно пеленал каменные вершины, сливался в огромные жгуты и тогда устремлялся в поднебесье. Темный лес, окаймлявший долину Голубых Ветров, казалось, прислушивался к неясным шорохам приближающейся ночи. На лугу потускнели яркие весенние цветы — огоньки, опустили свои пламенные головы, а с крупных лесных пионов осыпались малиновые лепестки.

Взглянув на небо и отметив, что далеко на юго-западе горы не темно-синие, какими они бывают накануне ненастной погоды, а покрытые легкой голубизной, Борлай промолвил:

— А дождя завтра все-таки не будет.

Он хотел сказать, что первый ясный день на новом месте предвещает счастливое лето для всего кочевья, но в это время тропинка круто повернула, разомкнулись каменные челюсти, и внизу открылась та часть долины, где стояли новые аилы.

Еще недавно алтайцы жили в одиночку. Пока едешь от аила до аила, выкуришь несколько трубок. Теперь Борлай убедил сородичей поселиться поближе друг к другу. Так делают русские при постройке своих деревень. И так жить лучше. В любой день и час можно поговорить с соседями о новостях. А если, не к слову будь сказано, нападут волки, легче отогнать их от становья.

Аилы стоят на берегу реки прямым рядком, как избы в деревне. Один Утишка обосновался вдали от всех, возле густого леса.

Вглядевшись в новое стойбище пристальней, Борлай увидел такое, от чего тревожно защемило сердце: половина новых, еще не обжитых аилов была кем-то разрушена. автору.) его спутников немало найдется таких, которые не посмеют войти в аилы, тронутые звериной лапой, а утром откочуют назад в Каракольскую долину.

Караван приближался.

Из конца в конец прокатился взволнованный многоголосый шепот:

— Хозяин долины, грозный дух, не принимает нас.

— Без камланья кочевать — самого себя счастья лишать. За камом надо ехать.

— Не за камом, а назад откочевывать.

«Не потому ли и пустовала эта долина, что никто не мог задобрить здешнего духа гор?» — подумал Борлай, уставившись прищуренными глазами в затылок вислоухой лошади.

До него докатился шепот сородичей. Он поднял голову, смущенно взмахнул руками и стал бить Пегуху по бокам, вынуждая на крупную рысь.

— Это вихрь разворочал аилы, — неуверенно бросил он.

Тюхтень, встревоженно посматривая по сторонам, поучал его, как малого ребенка:

— Горный дух зверем ходит, честным людям показывается голым мальчиком… а чаще всего бегает вихрем. Это все знают.

— Никто, кроме хозяина долины, не стал бы аилы разворачивать, — робко поддержал старика Бабинас Содонов.

— Не покамлали, не умилостивили.

От крайнего аила кто-то метнулся через поляну и так быстро скрылся в перелеске, что Борлай не успел разглядеть — человек это или зверь. Вдруг ему показалось, что он заметил взлетевшую над высокой травой длинную пеструю кисть. Он крикнул спутникам:

— Человек побежал!.. Вон, смотрите… ветки качаются.

Борлай слышал, как его слова, перебрасываемые от всадника к всаднику, повторяясь в гулкой дали, раскатились по отзывчивым лесным вершинам.

— Шапка на нем из козьих лап! — крикнул он.