Взяв основные внешние очертания образа Горя-Злочастия из лирических песен, автор повести своеобразно переосмыслил фольклорный тип Горя – судьбы человека, данной ему от рождения на всю жизнь. В повести Горе появляется во время странствий молодца, притом сначала во сне, как будто это образ, рожденный его расстроенной мыслью. Но вместе с тем само Горе предварительно показано как существо, живущее своей особой жизнью, как могучая сила, которая «перемудрила» людей «и мудряе» и «досужае» молодца. Обращает на себя внимание и то, что к каждому моменту повести автор приурочил появление рядом с молодцем Горя. Молодец «наживал живота большы старова, присмотрел невесту себе по обычаю» и «похвалился» своими успехами. Вот тут-то и настигла его «пагуба» в лице Горя, потому что «всегда гнило слово похвалное, похвала живет человеку пагуба». Горе привязалось к человеку как бы в наказание за нарушение этого запрещения похвальбы. Этот момент совершенно чужд фольклорному пониманию Горя, которое приносит человеку счастье или несчастье независимо от его поведения. Независимы от песен и детали изображения встречи Горя с молодцем: появление Горя во сне, да еще под видом архангела Гавриила, советы уйти от невесты, пропить имущество, убить, ограбить. Самостоятельно повесть рассказывает и о том, как постепенно Горе подбирается к молодцу.
Лирические песни о Горе, а может быть, и песни о разбойниках, которых песни сочувственно называют «детинушками», «сиротинушками, бесприютными головушками», отразились, вероятно, на общем лирически задушевном тоне «Повести о Горе-Злочастии».
Наконец, в повести есть и прямая стилизация лирической песни в «хорошей напевочке», которую молодец поет на «крутом красном бережку», поверив Горю, что «в горе жить – некручинну быть»:
Безпечална мати меня породила,
гребешком кудерцы розчесывала,
драгими порты меня одеяла
и отошед под ручку посмотрила:
«Хорошо ли мое чадо в драгих портах?
А в драгих портах чаду и цены нет!»
Как бы до веку она так пророчила!
И то я сам знаю и ведаю,
что не класти скарлату без мастера,
не утешити детяти без матери,
не бывати бражнику богату,
не бывати костарю в славе доброй.
Завечен я у своих родителей,
что мне быти белешенку,
а что родился головенкою.
Источником этой «напевочки» некоторые исследователи считали песню «Ай горе, горе гореваньице», включенную в сборник Кирши Данилова. Здесь действительно есть выражения, сходные с повестью, притом не только в «напевочке», но и в других эпизодах: «а в горе жить, некручинну быть», «что не скласти скарлату без мастеру, не бывати бражнику богату» (в песне «гулящему»), «еще лычком горе подпоясано». Однако эти совпадающие выражения носят поговорочный характер и могли быть самостоятельно использованы и в песне, и в повести.
Если лирические песни помогли автору создать художественный образ Горя, «напевочку» и подсказали эмоциональное отношение к молодцу, то былинной традиции, на связь с которой указывал Н. Г. Чернышевский, автор обязан прежде всего ритмическим построением всей повести. С небольшими исправлениями текста в списке XVIII века академику Ф. Е. Коршу удалось восстановить стихотворный размер повести: былевой стих с четырьмя ударениями – двумя главными и двумя второстепенными (всего в повести 481 стих).
Приемы и формулы былинного стиля, общие места встречаются в «Повести о Горе-Злочастии» в изобилии, хотя и в слегка измененном виде: приход на пир («крестил он лице свое белое, поклонился чюдным образом, бил челом он добрым людям на все четыре стороны») и далее уже ближе к былинному («горазд он креститися, ведет он все по писанному учению» и т. д.); грусть на пиру («молодец на пиру не весел сидит, кручиноват, скорбен, нерадостен»); повторения и синонимические сочетания («и оттуду пошел, пошел молодец», «за питья за пьяныя», «глупыя люди, немудрыя», «обмануть-солгать», «пияни-веселы», «роду-племени» и т. д.). Постоянные устно-поэтические, былинные эпитеты в повести сочетаются с теми же предметами, что и в фольклоре («зелено вино», «почестен пир», «серый волк», «сыра земля», «удал молодец» и т. д.), а Горе, в первый раз появившись перед молодцем, даже «богатырским голосом воскликало».
С духовными стихами повесть сближается во вступительной части и в последних строках, заметно выделяющихся и своим книжным языком.