Великое наследие

«Виждь же и град величьством сияющ,

виждь церкви цветущи,

виждь христианство растуще,

виждь град иконами святыих освещаем

блистающеся и тимианом объухаем,

и хвалами и божествеными пении

святыми оглашаем…»

Или:

«…ратныа прогони,

мир утверди,

страны укроти,

глад угобзи,

боляры умудри,

грады разсели,

церковь твою възрасти,

достояние свое съблюди,

мужы и жен и младенце спаси».

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Но самый главный недостаток «семи пунктов» Э. Кинана состоит в следующем. Ведь в первом послании Курбского меняется им не только автор (вместо Курбского – Шаховской), но меняется и адресат (вместо Грозного – царь Михаил Федорович), а вот относительно последнего дело обстоит серьезнее. Никакому подробному и обстоятельному разбору проблему адресата первого послания Э. Кинан не подвергает. Между тем об адресате автор письма говорит гораздо подробнее, чем о себе, и говорит вполне ясно. Заявить, что все конкретные и многочисленные обвинения адресата относятся к «скорбному» и слабовольному Михаилу Федоровичу, невозможно. Автор обвиняет своего адресата в гонениях, пытках (с помощью «мучительных сосудов»), массовых избиениях («погибших, избиенных от тебя…», «разсеченныя от тебя…»), чародействе, в издевательстве над «ангельским образом» (т. е. над монашескими одеждами – в них рядились опричники), в устройстве «бесовских трапез», убийствах в церквах («кровь их во церквах Божиих… пролиял еси») и т. д. Разве можно было так же сказать про Михаила Федоровича, когда казни Грозного были еще у всех на памяти: «неслыханные от века муки и смерти и гонения умыслил еси»? Кроме того, разве при Михаиле Федоровиче были разорены и сотворены «подручными» какие-либо «прегордые царства», «у них же прежде в работе (рабстве. – Д. Л.) были» (имеется, конечно, в виду покорение Казанского и Астраханского царств)?

Кроме «семи пунктов», есть у Кинана и другие соображения, подсказывающие ему предположение, что автором первого послания Курбского был Семен Шаховской.

Э. Кинан пишет, что Грозный в своем ответе затрагивает вопрос, который Курбский якобы не поднимал: «не подобает сященником царская творити» (с. 80). Поэтому якобы речь здесь идет о патриархе Филарете, вмешивавшемся в царские дела. Однако Курбский в своем первом письме Грозному говорит об избиениях и преследованиях духовенства, и, оправдываясь, Грозный, естественно, указывал на неправильные действия и притязания духовенства. Он помнил Сильвестра, помнил Макария и многих других.

В первом письме Курбского Э. Кинан находит намек на то, что автор его постоянно получал разные служебные назначения. Между тем выражение «пред войском твоим хожах и исхожах», на которое Э. Кинан ссылается, вовсе не означает по-русски, что он менял должности военачальников и переезжал с места на место, а просто: «войско твое водил и выводил в походы»[237].

Ответ Грозного на первое послание Курбского не мог быть написан все тем же Шаховским по очень простой причине. Это произведение столь обширное, столь темпераментное, что оно не могло быть обычной литературной шуткой или мистификацией. Оно явно было написано по важному случаю, по поводу крайне раздражившего автора события. В нем проявилась такая осведомленность в мелочах своего времени, которая не могла быть у С. Шаховского, черпавшего свои сведения об эпохе Грозного у Катырева-Ростовского. В этом первом послании отразились черты стиля Грозного, которые не могли быть известны Шаховскому (если признать, что Кинан прав и сочинения Грозного, дошедшие до нас в списках XVII века, – подделка), но которые тем не менее существуют в недоступных Шаховскому документах, явно написанных Грозным и сохранившихся в списках XVI века (письма к Василию Грязному, Ходкевичу и др.)[238]. Для того чтобы написать за Грозного ответ Курбскому, Шаховскому необходимо было бы перевоплотиться в Грозного, испытать его обиды, его страх смерти, его бред преследования. Письмо Грозного Курбскому – выдающееся произведение автобиографического характера.

В книге Э. Кинана наряду с приведенными аргументами имеются и различные другие «общие соображения», о которых также следует сказать несколько слов, так как они могут произвести впечатление на читателей его книги, специально не занимавшихся древней русской литературой и историей русского литературного языка XI–XVII веков.