Великое наследие

Одно из существенных текстологических доказательств подлинности «Слова» вслед за «Задонщиной» извлекается сторонниками «Слова» из приписки к псковскому Апостолу 1307 года, обнаруженной в 1813 году К. Ф. Калайдовичем[262]. «Сего же лета бысть бой на Русьской земли Михаил с Юрьем о княженье новгородьское. При сих князех сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша в князех, котóры и веци скоротишася человеком». Текст этой приписки близко повторяет одно из мест «Слова»: «Тогда, при Олзѣ Гориславличи, сѣяшется и ростяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука; в княжих крамолах веци человекомь скратишась». Скептики либо не замечали этого сходства, либо стремились его приуменьшить, объявив его результатом того, что и тут, и там перед нами обычные фразеологические «клише», примеров которых в других памятниках древнерусской литературы им, однако, отыскать не удавалось[263]. В последнее время советский историк А. А. Зимин выступил с гипотезой, что не «Слово» вызвало приписку, а приписка в Апостоле 1307 года была использована А. И. Мусиным-Пушкиным для вставки в «Слово о полку Игореве»[264]. Мы не имеем возможности подробно останавливаться на этой гипотезе. Скажем только, что она крайне усложняет картину создания «Слова», как она представляется скептикам. «Слово» оказывается теперь подделкой не одного автора, а по крайней мере двух: одного (архимандрита Иоиля), который создал основной текст «Слова», и другого (А. И. Мусина-Пушкина), который сложным путем снабдил этот основной текст «Слова» вставками, чтобы увеличить этим способом его достоверность. Вставки эти – заблаговременно созданные текстологические «алиби». При этом, как бы предвидя развитие филологической критики текста и чтобы запутать будущих исследователей, А. И. Мусин-Пушкин притворился как бы не понимающим смысл сделанных им вставок и в своем переводе их, и в комментариях к ним[265]. Чем сложнее гипотеза, тем она менее достоверна, а если гипотеза строится, в свою очередь, на других гипотезах, то недостоверность ее увеличивается в геометрической прогрессии.

Наряду с текстологическими доказательствами подлинности «Слова» большое значение имеют доказательства лингвистические. Полное, целостное описание лексики, морфологии и синтаксиса «Слова» и «Задонщины», проделанное в последнее время историками русского языка, убедительно показало первичность «Слова» и вторичность «Задонщины»[266]. Подчеркну, что эта вторичность «Задонщины» выступает в исследованиях лингвистов не эпизодически, не в отдельных примерах, а систематически – в результате полного изучения всего лексического материала и в результате описания всех форм языка «Слова» как определенного языкового целого. Язык «Слова» в его целом скептиками не изучался. Скептики указывали лишь на отдельные примеры того, что им казалось модернизмами, полонизмами и галлицизмами в «Слове». Но все эти предположения об отдельных отступлениях от системы языка XII века были опровергнуты сторонниками подлинности «Слова»[267]. Ни одного сколько-нибудь достоверного признака языка XVIII века в «Слове» обнаружить не удалось.

Замечательным подтверждением подлинности «Слова» явилось исследование ориентализмов в языке «Слова», проведенное П. М. Мелиоранским[268], польским исследователем А. Зайончковским[269], С. Е. Маловым[270], В. А. Гордлевским[271], американскими востоковедами К. Менгесом[272] и О. Притсаком[273]. Исследования не только подтвердили правильность ориентализмов в языке «Слова», но и то, что эти ориентализмы употреблены в соответствии с историей русского языка и тюркских языков.