Великое наследие

Стягами и хоругвями в Древней Руси подавали сигналы войску. В битве с их помощью управляли движением войск. «Возволоченный» стяг служил символом победы, поверженный стяг – символом поражения, отступления, бегства. К стягу собирались дружинники. По положению стягов определяли направление движения войска. Стяги служили знаками того или иного князя. Наконец, стяг был символом чести, славы. И не случайно один из князей XII века сказал как-то о другом, умершем князе: «того стяг и честь с душею исшла» (Ипатьевская летопись под 1171 г.).

Все эти значения слова «стяг», вернее, реальную действенность самих стягов в древнерусском военном обиходе следует учитывать и при объяснении соответствующих мест «Слова о полку Игореве». В самом деле, что означает обращение автора «Слова» к потомству Ярослава и Всеслава: «Уже понизите стязи свои»? Понизить, повергнуть или бросить стяг имело лишь одно значение – признание поражения. И значение этого призыва – «понизите стязи свои», то есть признайте себя побежденными в междоусобных войнах, – прямо поддерживается и дальнейшими словами автора: «вонзите свои мечи вережни. Уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ». Автор этим своим обращением к Ярославичам и Всеславичам хочет указать им на бессмысленность и пагубность для обеих сторон междоусобных войн; в них нет победителей: «обе стороны признайте себя побежденными, вложите в ножны поврежденные в междоусобных битвах мечи; в этих битвах вы покрыли себя позором».

То же значение – поражения – имеет и выражение «третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы». Это даже не образ – здесь это военный термин, но термин, употребленный в поэтическом контексте и здесь, в этом поэтическом контексте, обновивший лежащий в его основе образ. Стяги Игоря падают – это реальный знак поражения, падают реальные стяги. Но указание на этот факт знаменательно – оно лаконично и образно указывает на поражение Игорева войска.

Следовательно, в основе этого выражения лежит не литературный образ, а реальный факт, но факт, сам по себе «говорящий», – символика военного обихода.

В дружинном быту Древней Руси такое же особое место, как предметы вооружения, занимал и боевой конь воина. В XII и XIII веках, в отличие от X и XI, русское войско было по преимуществу конным. Этого требовала прежде всего напряженная борьба с конным же войском кочевников. Но и вне зависимости от этого княжеский конь был окружен в феодальном быту особым ореолом. Летописец Даниила Галицкого уделяет особенное внимание любимым боевым коням своего господина. Летописец Андрея Боголюбского отводит особое место описанию подвига его коня, спасшего Андрея, и отмечает ту «честь», которую воздал ему Андрей, торжественно его похоронив, «жалуя комоньства его».

Это особое положение боевого коня в феодальном быту XII–XIII веков придало слову «конь» смысловую значительность. В коне ценилась прежде всего его быстрота. Это создало эпитет коня «борзый», встречающийся и в летописи, и в «Слове» («А всядемъ, братие, на свои бръзыи комони»). С конем же был связан в феодальном быту целый ряд обрядов. Молодого князя постригали и сажали на коня. После этого обряда «посажения на коня» князь считался совершеннолетним. В летописи немало случаев, когда слово «конь» входит в состав различных военных терминов, образованных путем метонимии: «ударить в коня» означало пуститься вскачь; «поворотить коня» – уехать, отъехать или вернуться; «быть на коне», «иметь под собою коня» означало готовность выступить в поход. Большое распространение имел термин «сесть на коня» в значении «выступить в поход» (ср. «сесть на коня против кого-нибудь», «сесть на коня за кого-либо» и др.). Термин этот построен по принципу метонимии – названа только часть действия вместо целого.

Употребление части вместо целого как основа многих терминов XI–XII веков еще более ясно проступает в выражении, которое встречается только в «Слове о полку Игореве»: «вступить в стремень», в том же значении, что и обычное «всесть на конь», то есть «выступить в поход». Это выражение «вступить в стремень» построено по тому же принципу, что и ряд других терминов и метонимий «Слова», летописи и обыденной живой речи XI–XIII веков. Характерно при этом употребление термина «вступить в стремя» с предлогом «за»: «Вступита, господина, в злата стремень за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!», дающего полную аналогию выше разобранному термину летописи «всесть на конь за кого-либо».

В известном отношении «стремя» было таким же символическим предметом в дружинном быту XI–XIII веков, как и меч, копье, стяг, конь и многие другие. «Ездить у стремени» означало находиться в феодальном подчинении.