Великое Нечто

Настенька со своими накладными длинными ногтями готова уже была забраться по стене до самого потолка, когда наконец началась съемка. Эдик вопил, что она неуклюжее мясо, прыгал на месте и показывал, как именно Настенька должна встать и какую позу принять. При этом Эдик заявил, что она не знает, как понравиться настоящему мужчине, и что, будь он сам женщиной, он произвел бы в рекламном деле фурор.

В конце концов Эдик в своих творческих поисках расфантазировался до того, что заставил Настеньку надеть фартук, сесть в блюдо с кремом и сделать вид, будто она ужасно огорчена, что испачкала такие прекрасные джинсы.

— Значит, так, ты работаешь в ресторане, а парень-посетитель — эй ты, блондин, да, ты, иди сюда! — помогает тебе счистить крем салфеткой. Называется «Первое знакомство»… Начали! Ты какой объектив взял, уродище?

Настенька замерла в требуемой позе, ощущая себя дурой в квадрате, а когда серия снимков была уже завершена, обнаружилось, что этот идиот «посетитель», вытирая с джинсов крем, замазал на кармане наклейку с названием фирмы, из-за которой и был весь сыр-бор, и под вопли Эдика и черепашьи вздохи Паши все пришлось переделывать.

Наконец около полудня их выперли из студии, куда тотчас набилась новая группа. Паша, сказав, что идет проявлять снимки, утащился играть на компьютере, а Эдик, певуче пробормотав: «Только па-ап-робуй утром атайти от телефона!» — куда-то умчался. Чуть позже, проходя мимо буфета, Настенька услышала его громкий смех, кажется, у малыша была с кем-то забита стрелка.

С омерзением стащив в гримерке выпачканные джинсы, Настенька швырнула их в угол. Выйдя на улицу, она оказалась рядом с Политехническим музеем и памятником героям Плевны. Переходя улицу по подземному переходу, девушка испытала непонятную тревогу. Ей вдруг захотелось сорваться с места и убежать. Подземный переход показался ей душным, тесным, давящим, вспыхнуло желание покинуть его во что бы то ни стало.

— Девушка! Куда? Подожди! — окликнул ее чей-то властный голос.

Настенька промчалась мимо и, уже выбегая из перехода, оглянулась. На нижней ступеньке сидела старуха-нищенка и смотрела ей вслед. Лицо у нищенки было закутано тряпкой. Старуха что-то кричала, но голос ее был уже неразличим, как на стертой магнитофонной ленте.

Настенька выскочила наружу. Перевела дыхание. То, что она вдруг испугалась старухи, показалось ей смешным и нелепым. Девушка расхохоталась. В гостиницу возвращаться не хотелось, и она решила пройтись по бульвару.

Настенька Ковшова, девятнадцати лет, как значилось в се гражданском паспорте, никогда не была особенно умна, зато обладала великолепной интуицией, и ей она доверялась больше, чем уму или здравому смыслу.

Именно внезапное прозрение заставило ее три года назад, когда она еще жила в Туле, проходя через парк, поднять скомканную бумажку, оказавшуюся билетом на поезд в Москву. На обратной стороне билета был записан телефон агентства «Красные звезды». Настенька не очень-то надеялась на успех, но в агентстве за нее неожиданно ухватились и взяли. Ну разве это было не чудо?

Провинциальная жизнь уже в шестнадцать лет стала для нее тесной, хотелось чего-то большего, хотелось вырваться во что бы то ни стало. Одноклассники, все ее поклонники и знакомые казались ей серыми и скучными. У каждого из них был свой маленький узкий мирок, который они постоянно носили с собой, как улитка носит свой панцирь. Они словно рождались со своим мирком, который прочитывался уже на лицах пяти-шестилетних детей. Все были вполне довольны своей жизнью и ничего не хотели в ней менять, кроме как старую машину на новую или квартиру поменьше на квартиру побольше.

Родителей у Насти не было, а бабушка, переживающая позднюю любовь с отставным военным, ничего не имела против того, чтобы Настя ехала в Москву и заботилась о себе сама. Тем более что девочка уже начинала входить в возраст и молодящаяся бабушка опасалась невыгодных для себя сравнений.

Второй случай, когда интуиция помогла Насте, произошел около полугода назад. Две ее подруги-модели и какой-то их знакомый уговаривали Настю прокатиться на новом, только что купленном «мерине», а потом завалиться в ночной клуб, потанцевать и расслабиться. Настя уже сказала «да», когда ее внезапно затошнило от нахлынувшего ощущения тревоги, и она отказалась от поездки.

«Ну и дура. Не хочешь — как хочешь!» — сказали подруги и уехали. А утром Настя узнала, что подвыпивший знакомый не справился с управлением и, хотя сам уцелел, поприветствовав своей пьяной рожей подушку безопасности, обе его спутницы погибли.

С тех пор Настя всегда прислушивалась к внутреннему голосу, хотя порой, с разумной точки зрения, он давал ей явно нелепые советы. Скажем, сегодня утром она не стала покупать в магазине яркий красный свитер, который ей очень понравился; потом не поехала в лифте, а поднялась на третий этаж пешком, а в троллейбусе не села на место, которое ей уступили. Все это было довольно глупо, и Настенька объясняла это утомлением и нервозностью.