Трое зюзиков, мелких степных грызунов, замерли на задних лапах, как пограничные столбы подножьего мира, заключённые в фиолетовый костюмчик из шерсти, чешуи и кожи, вытянув свои и без того сосисочные тела. Их толстощёкие в костяных шишках головы с раскосыми чёрными буркалами и свирепыми тупыми мордами показались в красно-жёлтой траве на расстоянии достаточном, чтобы услышать писк соседа. Если бы вы были гробовщиком, степной хищной птицей, то смогли бы, как нефиг делать, заприметить их вкусные, подбитые жирком тельца, затаившиеся в густой растительности, и за километр. Впрочем, не стоит отменять вероятности, что вы действительно являетесь гробовщиком, решившим в перерыве между охотами почитать эту книжку в надежде узнать, где же тусуется ваша еда.
Зюзиков водилось в степях немерено, размножались они со страшной скоростью, а фиолетовый цвет гробовщики различали превосходно. Эти мелкие грызуны самой природой определены в пищу гробовщикам. Может быть поэтому зюзики отличаются столь свирепым нравом? Мало кому понравится, если он узнает, что весь смысл его существования в том, чтобы наполнить чей-то желудок со всеми выходящими отсюда последствиями. Тут любой взбунтуется и озлобится.
Блестящие носы дрожали от любопытства и новых запахов. Зюзики жадно вперились в двух исполинских существ. Эти великаны тоже стояли на двух лапах, но на этом всякое сходство заканчивалось. У великанов даже носы не дрожали от любопытства.
– Эти твари столь отвратительных и несуразных размеров ступили на наши земли! – пропищал первый зюзик. Он по-тараканьи зашевелил усами и хищно поджал верхнюю губу, больше обычного обнажая пару длинных красно-жёлтых резцов.
– Чужаки! – кровожадно запищал второй зюзик, трясясь от праведного гнева, как эпилептик. – Убить! ВСЕХ УБИТЬ!! УБИИИТЬ!!!
– Предать анафеме и сожжению в соломенных чучелах на празднестве Весёлого Сатанизма! – изошёлся в писке третий зюзик.
– До Сатанизма ещё девять месяцев!
– Свяжем их и запрём в подвале!
– Будем кормить травой до весны! Вкусной, сладенькой травки на всех хватит! Зажиреют, будут лучше гореть в кострищах! На светлую радость Весёлого Сатаны!
Настал черёд пищать первому зюзику, однако тот не издал ни звука. Два зюзика удивлённо воззрились на то место, где находился их товарищ. Но их товарища там уже не было. Его будто корова языком слизала. Инстинктивно зюзики задрали свои толстощёкие головы. С беспорядочным и непереводимым писком, совершенно лишённым какой-либо игры слов, они тут же унеслись прочь и фиолетовыми стрелами вонзились в норы.
Их товарищ безмятежно парил в небе. Парил он в кривых когтях гробовщика, желтоглазой птицы с коричневым оперением и размахом крыльев два метра. Их товарищ больше не беспокоился ни о Весёлом Сатанизме, ни о чём-либо ещё. Он принял обет вечного молчания. Его застывший, печальный мордас с разодранной когтём и лишённой глаза глазницей наглядно иллюстрировал всю тщетность бытия. Погиб танчик зюзиков, а двое удравших были его подтанчиками. И каждый из подтанчиков, удирая, думал: “Теперь я главный! Теперь я буду спать в его красивой сумочке!”.
В высших структурах подземного города Щель Весёлого Сатаны назревал переворот.
Гробовщик равнодушно смотрел вдаль и думал о том, что по прибытии в гнездо его опять начнёт поносить жена. Снова он притащил какую-то дрянь, которой и птенцам едва на закусь хватит, а ей опять голодать? Будто жене и невдомёк, что частенько степь ничего не даёт и за целый день полёта. Но он и слова ей поперёк не скажет. Чертовски уставший, третий день не жравши, он расправит крылья и снова полетит на охоту.
Как всё это достало. Никакой личной жизни. Эх, сейчас бы в “Бороду” зарубиться с корешками или в симулятор супергробовщика поиграть под полторашку-другую пивка. Жене-то хорошо целый день в гнезде прохлаждаться, скоро толстеть начнёт от безделья. Великое ли дело с птенцами сидеть. И убирается плохо. Даже мою игровую приставку “Секретная коробочка” никогда не протирает (хоть одна отрада в жизни!). Вот и бесится от нечего делать и от скуки. А тут из последних сил еду добываешь, пока крылья не отпадут и глаза не заслезятся. А если и отпадут, всё равно охотишься, без крыльев и полуслепой. И всё ради семьи. Всё терпишь ради семьи. А ещё за водой слетай, мусор вынеси...
И нахрена я женился? Сначала думал, дети - это святое, это всё моё родное, ради детей жить только и стоит. Хотелось, чтобы всё как у гробовщиков было, всё как полагается. Думал, так будет правильно. С первым птенцом нянчился, а на второго уже пофиг стало. Понял, не моё это. Ну а раз жена на охоту не летает, так пускай с птенцами и сидит. Не мужское это дело. Мужское дело еду добывать. Вот я и добываю. Что ей ещё надо? Чтобы я тоже с птенцами нянчился? Так она же мне не помогает охотиться.
А как жена подурнела-то со своей стервозности. Раньше куда красивее была. Иначе чего бы я на ней женился?