– Если зверь близко, он увидит, как вокруг нас колеблется воздух – знаешь, как бывает в жаркие дни.
– Я не хочу, чтобы зверь нас увидел, – захныкала Суфия.
Зубр посадил ее себе на плечо и сказал:
– Никакой зверь тебя не тронет, пока старый Зубр тут. Я ему сам голову откушу.
– У тебя даже зубов спереди нет, – усомнилась малышка.
– Зато десны крепкие, – хмыкнул он.
Мужчины вырубили себе копья восьмифутовой длины, крепкие, но громоздкие. Ногуста и Кебра привязали к своим древкам ножи, а середину Ногуста обмотал бечевкой, чтобы удобнее было держать. Копье Дагориана представляло собой просто заостренный кол. Ногуста с Кеброй ехали по горной дороге перед повозкой, уперев нижние концы копий в стремена. Разговаривали путники мало. Коналин сидел в повозке с Аксианой, Фарис и Суфией, привязав своего коня сзади.
– Я бы тоже мог сделать себе копье, – посетовал он.
– Ты еще недостаточно хорошо ездишь верхом, – сказал ему Зубр. – Когда лошадь пугается, справиться с ней не так-то легко, а тут еще и копье держать надо.
Коналина это не убедило, но он промолчал.
Когда они спустились вниз, дневной свет стал убывать. Ногуста вернулся к повозке, чтобы спросить Ульменету, когда она намерена прибегнуть к чарам, но она сделала ему знак молчать и сама спросила:
– Что ты чувствуешь?
– Что чувствую? Да ничего особенного.
– Грудь не печет? Странно.
На миг он подумал, что она свихнулась, но тут же ощутил, как нагрелся талисман на груди. Ульменета притронулась к губам, затем к уху, и Ногуста понял ее: за ними следят, к ним прислушиваются.
– Да, теперь припекло, – сказал он. – Простуда, наверное.
– Простуда? – начал Зубр. – Какого...
– Молчи, – приказала Ульменета, сильно ущипнув его за руку.
Зубр, вероятно, не послушался бы ее, но тут лошадь Кебры взвилась на дыбы, чуть не сбросив всадника. Кебра выронил копье и ухватился за седло, а конь попятился.
Впереди на дороге возникла светящаяся фигура около семи футов ростом. Черные крылья, раскинутые у нее за плечами, колыхались на ветру, как плащ. Лицо с широким лбом и узким подбородком напоминало черный перевернутый треугольник с белой прорезью рта, огромные раскосые глаза пылали, как угли.
– Это только образ, – шепнула Ульменета, но Ногуста, не слушая ее, уже метнул нож. Клинок прошел сквозь видение и упал на дорогу.
– Ты не можешь причинить мне вред, человек. – Демон поднялся в воздух на своих черных крыльях и подлетел к повозке. Он смотрел на ребенка, которого держала Аксиана. Суфия с криком забилась под одеяла, лошади забеспокоились. – Вам нет необходимости умирать всем, – сказал демон. – Чего вы этим добьетесь? Разве вы способны остановить меня? Нет. К чему же тогда пытаться? Позади у вас, совсем близко, мои креакины, впереди – гогарен. Рассказать вам, что это за существо, или вы знаете о нем из сказок?
– Шестиногий зверь, – сказал Ногуста. – Весит втрое больше тяжелого коня.
– Скорее впятеро. – Видение, мерцая глазами, приблизилось к Ногусте. – Да, ты похож на него, – сказал демон, и Ногуста услышал ненависть в его голосе. – Последний из его помета. Но вернемся к гогарену. Он не похож на ваших земных животных. Вечно голодный, он пожирает все, что живет и дышит. Никто не может приблизиться к нему, ибо он излучает ужас. Сильные мужчины при виде его падают на колени и мочатся прямо в штаны. Вам не одолеть его с вашими жалкими копьями. Я видел, как ты убегал от него, и думаю, что уж ты-то меня понимаешь. Твое сердце стучало, как боевой барабан, а ведь ты даже не видел зверя. Скоро вы увидите его, а затем умрете, все до единого.
– Что ты предлагаешь взамен? – спросил Ногуста.
– Жизнь, ничего более – ведь дело ваше проиграно. Будь у вас хоть малейшая возможность добиться успеха, я предложил бы сделать вас богатыми или продлить вашу молодость лет на сто. Твоему лысому другу это определенно пришлось бы по нраву. Но сейчас в этом нет нужды. Младенец мой. Оставьте его с матерью у дороги, и можете ехать, куда пожелаете. Креакины не тронут вас, и гогарена я отзову. Даю вам также слово, что с королевой ничего не случится.
– Я не верю тебе, – сказал Ногуста.
– Я тебя за это не виню, однако все сказанное мною – правда. Скажу больше: я не огорчусь, если вы отвергнете мое предложение. Младенец все равно будет моим, но я с великим удовольствием посмотрю, как ты умираешь, Ногуста. Твой предок, да будет проклята память о нем, причинил непомерное зло моему народу, отторгнув нас от радостей этой планеты и ввергнув в Ничто. Там нет дыхания, нет соприкосновения плоти, нет голода, боли, других ощущений – нет жизни! – Демон помолчал, перебарывая гнев. – Ступай же. Ступай и умри, чтобы доставить мне радость. Но неужели ты и друзей своих поведешь на смерть? На них нет твоей кровной вины. Они своих не предавали. Разве не заслуживают они того, чтобы жить?
– Пусть мои друзья ответят за себя сами, – сказал Ногуста.
– Скажи, ты хочешь жить? – спросил демон, повиснув над Зубром.
Тот вместо ответа приподнялся с сиденья и громко пукнул.
– Вот так-то лучше. Ну что, едем мы или нет?
– Думаю, да, – сказала Ульменета, – уж очень здесь воняет.