Великолепие

- Если бы ты спросила, романтик ли я, я ответил бы "нет". Я реалист, Марсия.

- Ты когда-нибудь любил женщину, Николас? Или хотя бы пытался любить?

Что за абсурдный вопрос!

- Какое отношение имеет любовь к нескольким ночам, которые мы провели вместе? Разве я когда-нибудь говорил о любви? Мы взрослые люди и отвечаем за свои поступки. Нам было хорошо вместе - вот и все.

- Нет. - Марсия разгладила скомканную перчатку. - Ты не давал мне обещаний, но ты умеешь

Добиваться своего, Николас, и бываешь неотразим, если захочешь. Я понимала, что могу влюбиться в тебя, и знала также, что ты причинишь мне боль. - Она страдальчески поморщилась. - Но я полюбила тебя.

Он едва сдержал раздражение.

- Мне очень жаль.

- Жаль... - эхом повторила она. - Это из-за нее? Из-за твоей жены? Ты любишь ее? Конечно, она очень красива... А что за мужчина был с ней?

Князь не собирался говорить ей о том, что не любит и никогда не любил жену, а мужчина, сопровождавший Мари-Элен, скорее всего ее последний любовник...

- Ты вторгаешься в область личных отношений, Марсия, - холодно бросил он.

- Ты сейчас идешь к ней? Князь поклонился.

- Не провожай меня. Она бросилась к нему.

- Прости меня.

Он пожал плечами, выскользнул в коридор, освещенный канделябрами, и спустился по лестнице, сопровождаемый неодобрительными взглядами предков Кэррэдинов, глядевших на него с портретов. Князь и сам был недоволен собой. Вечер оставил неприятный осадок, хотя он затруднялся объяснить причину этого. Ему было не по себе, а ведь князь был не из тех, кто придает значение предчувствиям.

Черная с золотом карета князя, украшенная фамильным гербом Северьяновых, ждала его в квартале отсюда, поскольку он предпочел бы скрыть от посторонних, что побывал в особняке лорда Кэррэдина. Не успел князь сделать несколько шагов, как к нему бросился его проворный и щеголеватый слуга.

- Ваше сиятельство, слава Богу, что это вы. Я жду вас уже полчаса, но не решался послать за вами.

Николас понял: произошло что-то из ряда вон выходящее. Возможно, он опоздал, и Наполеон уже занял Санкт-Петербург или Москву?

- Что случилось? - спросил князь, ускоряя шаг.

Вместе со слугой он поспешил к карете, запряженной шестеркой лошадей.

- Это касается княгини, - говорил следовавший за ним по пятам слуга. У нее начались роды. Два часа назад. Николас замер от неожиданности.

- Но до срока еще около четырех месяцев.

- Да, но ребенок умер, и, по словам доктора, ваша жена Тоже может умереть этой ночью. Николас не двигался.

- Ваше сиятельство, позвольте я налью вам выпить. В карете есть водка. - Жак тронул руку князя, словно опасаясь, что тот может упасть.

Северьянов пристально взглянул на него. Жак, должно быть, обо всем догадывается.

- Жаль, что ребенок умер, но это не мой ребенок. - В этом князь не сомневался, поскольку за пять лет ни разу не спал с Мари-Элен.

Жак кивнул.

- Да, милорд. Я так и думал.

Но Николас уже не слышал его. Мысли князя лихорадочно работали. Мари-Элен может умереть, а она, несмотря на все свои недостатки, мать Кати.

- О Господи! - встрепенулся он вдруг. - Едем скорее!

Глава 2

"Книжная лавка Брауна. Редкие букинистические издания" располагалась среди целого ряда других магазинов на тихой зеленой улочке, заканчивающейся тупиком, в двух кварталах от Бонд-стрит. В это раннее весеннее утро еще не пробило и девяти часов. Почти безоблачное, ясное синее небо предвещало хороший день. Над лавкой, на подоконнике второго этажа, чирикала птичка, сидя на цветочном ящике. Подоконники слева и справа от лавки уже пестрели веселыми весенними цветами. Дородная женщина, жена владельца булочной, подметала тротуар перед входом в свою лавку. Кэролайн приветливо помахала ей рукой и улыбнулась птичке, которая, увидев ее, перестала чирикать и застыла в ожидании.

- Доброе утро, птичка, - улыбнулась Кэролайн. - Сегодня чудесная погода, правда?

Птичка запрыгала вдоль ящика и выжидательно посмотрела на нее круглыми глазами.

Кэролайн сунула руку в карман фартука, надетого поверх выгоревшего синего платья в полоску, извлекла пригоршню черствых корочек и раскрошила их под деревом.

- Приятного аппетита, птичка, - сказала она и, откинув крючки, открыла ставни на больших окнах отцовской лавки. На витрине были выставлены две географические карты: одна вековой давности, а другая - новенькая. Потом Кэролайн вернулась в лавку, глубоко и с удовольствием вдохнув знакомый запах книжной лавки - запах кожаных переплетов и старой бумаги, не менее приятный для нее, чем ароматы весеннего утра.