Великолепие

Кэролайн встала, чувствуя, как дрожат колени.

— Конечно, дорогая. Мы продолжим занятия завтра — Она улыбнулась.

Тэйчили взяла Катю за руку, но в этот момент в коридоре послышались быстрые шаги, и в классную комнату вошла Мари-Элен в изысканном серебристо-сером шелковом платье и такой же пелерине, подбитой мехом. Окинув комнату взглядом, она в упор посмотрела на Кэролайн.

— Вы! Я только сию минуту узнала, что вы явились сюда! — воскликнула она.

— Добрый день, княгиня, — пробормотала Кэролайн.

— Мама! — воскликнула Катя.

Но Мари-Элен даже не обратила внимания на дочь.

— Что вы здесь делаете? Как осмелились последовать за моим мужем в Россию?

Кэролайн в ужасе взглянула на Катю. Та растерянно смотрела на них обеих.

— Княгиня, умоляю вас, если хотите поговорить со мной, давайте сделаем это с глазу на глаз. И может, поздороваетесь сначала с дочерью?

— Если бы мне было нужно поговорить с вами с глазу на глаз, я так и сделала бы, — отрезала Мари-Элен. — А Катя — взрослая девочка. Не так ли, детка? — обратилась она к дочери.

Катя неуверенно кивнула.

— Она должна знать о возмутительном поведении своего отца. Ники зашел слишком далеко. — Мари-Элен, сделав несколько шагов, остановилась перед Кэролайн. — Вижу, вы плакали! — торжествующе воскликнула она.

— Мне просто нездоровится. — Кэролайн гордо вскинула голову.

— Нет, вы плакали. — Мари-Элен враждебно и насмешливо смотрела на Кэролайн. — Значит, ты уже надоела ему.

Девушка вздрогнула. Мари-Элен попала в самую точку. Она вонзила нож в кровоточащую рану и повернула его. Кэролайн приказала себе не плакать. По крайней мере сейчас, на глазах у этой ужасной женщины, которую она глубоко презирала.

— Я плохо себя чувствую. Мари-Элен рассмеялась.

Девушка понимала, что ей надо уехать. Не из дворца, из России. Завтра же. Ситуация стала невыносимой.

— Так случается с теми, кто пытается ухватить то, что им не по зубам, — бросила Мари-Элен и, посмотрев на дочь и Тэйчили, улыбнулась. — Ах, как хорошо снова вернуться в город! Как мне недоставало веселья! Государь устраивает сегодня маленький прием для самых близких людей. Я, конечно, не могу его пропустить, — добавила она, взъерошив Кате волосы. — У меня еще столько дел! Надо выбрать платье, и, кажется, мне нужны новые туфли. — С этими словами княгиня вышла из комнаты.

Девушка взглянула на Катю. На глазах у той выступили слезы. Кэролайн ощутила острую ненависть к женщине, способной так жестоко обходиться с собственным ребенком.

— Полно, не плачь, — прошептала она, — ты должна простить свою маму. Она как бабочка — прекрасная, веселая бабочка, порхающая с цветка на цветок. Она по-другому не может.

У Кати задрожали губы.

Кэролайн раскрыла объятия, и девочка, всхлипывая, прижалась к ней.

— Почему? Почему? — заливаясь слезами, спрашивала Катя.

Кэролайн попыталась улыбнуться, но не смогла. Из ее глаз тоже хлынули слезы.

— Что ты хочешь сказать, дорогая? — спросила она, гладя девочку по головке.

— Что я такого сделала? — воскликнула девочка, еще крепче прижимаясь к Кэролайн. — Почему она не любит меня?

У Кэролайн защемило сердце. Она уткнулась лицом в Катины волосы и заплакала, дав выход своему горю.

«Что я такого сделала? — думала Кэролайн. — Почему он не любит меня?»

Глава 29

Мари-Элен вернулась домой только на следующий день в обеденное время. Кэролайн так и не уехала из России. Ей было бы крайне трудно одной добираться до Англии, а кроме того, она не могла сейчас бросить Катю на произвол судьбы. С момента появления матери в Петербурге девочка замкнулась, стала молчалива и утратила всякий интерес к занятиям. Кэролайн считала, что отчасти даже хорошо, что Катя выплакалась и вообще научилась открыто проявлять свои эмоции. Она заметно изменилась и уже не была тем ребенком, которого Кэролайн впервые встретила несколько месяцев назад.

Мари-Элен вошла в столовую в светло-голубом шифоновом бальном платье с предельно глубоким декольте, хотя был всего час пополудни. Ее черноволосую голову украшала бриллиантовая диадема, а шею — тройная нить жемчуга. Она остановилась в дверях и весело улыбнулась, как будто вернуться в такое время с приема было для нее самым обычным делом. Щеки княгини разрумянились, в руке она держала соболий палантин.

— Добрый день, — оживленно проговорила Мари-Элен.

Катя сидела за столом, напряженно выпрямившись, и смотрела на стену поверх головы матери. По выражению ее лица нельзя было догадаться, о чем она думает. Девочка походила сейчас на изысканную фарфоровую куклу.

— Что случилось, детка? Ты не радуешься такому прекрасному утру? А я чудесно провела время! — Она подошла к дочери и обняла ее. Девочка не двинулась. Мари-Элен обратилась к гувернантке:

— Тэйчили, я намерена немного вздремнуть. Прошу не беспокоить меня до шести часов. Потом прикажите принести мне чай и шоколадные конфеты с начинкой из малинового крема — ну, те самые, которые я обожаю.

— Слушаюсь, княгиня, — ответила Тэйчили, на лице которой не дрогнул ни один мускул.

Наконец Мари-Элен остановила взгляд на Кэролайн.