Великолепная Гилли Хопкинс

— Что «это»?

— А то, что все это вранье — про счастливые концы. В этом мире конец один — смерть. Хорошо это, плохо ли — судить не нам. А только ты ведь помирать не собираешься, верно?

— Троттер, я не про смерть говорю. Я домой еду, вот я про что.

Но Троттер, кажется, пропускала мимо ушей ее слова.

— Бывает, в жизни все получается легко, и тогда говоришь: «Слава Богу, все кончилось как надо. Так и должно быть». Будто жизнь — праздник.

— Троттер…

— А все одно, детка, много есть в жизни хорошего. Вот ведь приехала ты к нам осенью. Очень нам повезло — и мне, и Уильяму Эрнесту. Но нельзя ждать от жизни одного хорошего. Не бывает так. Никто тебе ничего не должен.

— Но если жизнь такая плохая, почему же ты такая счастливая?

— Разве я сказала «плохая»? Я сказала «трудная». Когда хорошо сделаешь трудное дело, вот тогда и радуешься.

— Троттер, перестань читать мне проповедь. Я хочу домой.

— Но ты уже дома, детка. Твоя бабушка — это твой дом.

— Я хочу жить с тобой, с Уильямом Эрнестом и с мистером Рэндолфом.

— И оставить бабушку совсем одну? Неужели ты так можешь?

— Катись к чертям, Троттер, не делай из меня вонючую христианку.

— Ничего я не собираюсь из тебя делать. — На другом конце провода стало тихо. — И я, и Уильям Эрнест, и мистер Рэндолф, мы любим тебя такую, какая ты есть.

— Убирайся к чертям, Троттер, — мягко сказала Гилли.

Вздох.

— Не знаю. У меня другие планы, детка. Скоро я надеюсь надолго переселиться в другое место.

— Троттер… — Гилли старалась сдерживаться, чтобы голос не выдал ее. — Я люблю тебя.

— Знаю, детка. Я тоже тебя люблю.

Гилли осторожно повесила трубку и пошла в туалет. Высморкалась в бумажное полотенце и умыла лицо.

Когда Гилли вернулась к нетерпеливой Кортни и сраженной горем Нонни, она уже овладела собой.

— Простите, что я так задержала вас, — сказала она. — Теперь я готова вернуться домой.

Пусть не в «ореоле славы», но Троттер может ею гордиться.