– «...пушек, – принялся снова читать Анж Питу, – по четыре капитана, четыре лейтенанта, четыре младших лейтенанта и по сто человек, вооруженных ружьями, имеющих в запасе шестнадцать патронов, хорошо владеющих оружием. Они составят корпус из шестисот человек и выстроятся в три ряда по пути следования кареты. Жандармерия должна предоставить сорок восемь конных жандармов, которые составят авангард процессии. Кавалерия Военной школы также предоставит сорок восемь всадников, которые составят арьергард. В саду Тюильри расположатся двести человек резерва. Первый резерв у дворца составит двести пехотинцев, второй – возле моста Турнан – будет вооружен восемью пушками, предоставленными шестью легионами, и будет состоять из восьми канониров, сорока восьми стрелков и одного зарядного ящика... Третий резерв будет состоять из батальона копейщиков и расположится во дворе Тюильри. Приказы „не стрелять“ должны строжайшим образом исполняться. Каждый легион предоставит восемь канониров и восемь стрелков для сопровождения пушек...» Все! Что скажете?
– Что эти люди просто умирают от страха, – вздохнул Дево. – Но чего они так боятся? Неужели горстки дворян, которые еще остались в Париже?
– Нет! – резко ответил ему де Бац. – Они боятся народа. Существует не только сброд, есть еще множество порядочных, честных, благоразумных людей, которые наверняка не одобряют режим, который им навязали. Вот этих людей они и боятся.
– И все-таки это странно, – заговорил маркиз де Лагиш, скрывавшийся под именем гражданина Севиньона и часто бывавший в доме в Шаронне. – Такая демонстрация силы – и только для того, чтобы привезти короля в Конвент! Что же будет, когда его повезут на эшафот?
– Хуже определенно не будет, – негромко ответил ему барон. – Возможно, это всего лишь проба сил, и я полагаю, что мы не должны ничего предпринимать, чтобы этому помешать. Эта армия защитит короля и от возможной попытки убийства. Мне кажется, из этого дня мы сможем извлечь немало уроков.
– Боюсь, что Конвент готов на все, – заявил Питу. – За неделю произошло столько событий! Третьего декабря было принято решение о процессе над королем, шестого уже была определена процедура, и Конвент присвоил себе функции и дознавателя, и судьи, нарушив тем самым самые священные права. Седьмого числа появилось решение изъять у узников все режущие предметы – бритвы, ножи, ножницы, вилки, – как поступают с обычными уголовниками, а завтра...
– У короля есть хотя бы право на защитника? – спросил Лагиш.
– Есть, но не завтра. Адвокатам придется ждать, пока они смогут прочесть обвинения, выдвинутые на первом заседании. Король обратился к Тарже, который столь блистательно защищал кардинала де Рогана перед парламентом, но этот великий адвокат заявил, что он болен!
– Он болен трусостью! – проворчал Дево. – А как насчет вашего друга Тилорье, защищавшего на том процессе Калиостро и добившегося его оправдания?
– Он мне и в самом деле друг, – вздохнул де Бац, вспоминая сухопарую фигуру отца Мишель, с которой он так неожиданно столкнулся ночью в доме на улице Менар. – Тилорье талантлив, но он слишком трепетно относится к узам масонского братства, чтобы взять на себя защиту короля. Но, в отличие от Тарже, он скажет об этом откровенно. К счастью, Тарже нашлась отличная замена. Король обратился к Тронше, и потом многие другие известные юристы предложили свои услуги. Де Малерб и Раймон де Сэз обратились с письмом в Национальное собрание и попросили «оказать им честь» и предоставить возможность защищать его величество. Есть еще некий господин Сурда, которого я не знаю. Даже женщина, Олимпия де Гуж, придерживающаяся республиканских взглядов, предложила свою кандидатуру. Она сказала очень верные слова, и я даже записал их, – добавил барон. Он порылся в карманах и достал сложенный листок бумаги. – Да, вот они: «Недостаточно отрубить голову королю, чтобы убить его. Он живет долго после своей смерти. Но король и в самом деле мертв, если он переживает свое падение...»
– Если я правильно понимаю, никто не сомневается в том, что будет вынесен смертный приговор, – произнес человек, сидевший на низенькой скамеечке у камина и не произнесший до сих пор ни слова. В Шаронне он появился во второй раз, но де Бац знал его еще со времен Французского салона. Несколько дней назад они встретились в кафе «Корацца». Мужчина поспорил с Бриссо, чем немедленно завоевал симпатию барона. Звали его Пьер-Жак Леметр, и он принадлежал к числу сторонников короля.
– Надо надеяться, что возобладает здравый смысл. Но, – добавил барон с улыбкой, – не выпить ли нам, господа, перед ужином, пока мы ждем Мари? Мы все нуждаемся в этом.
Шестеро мужчин собрались в овальной гостиной. Де Бац позвонил, и в комнату вошел юный лакей лет пятнадцати, Блэз Пипийон, брат Маргариты, бывшей костюмерши, а теперь второй горничной Мари Гранмезон. Бац приказал ему принести вина из Аликанте. Когда мальчик вернулся с подносом, во дворе раздался шум колес подъехавшей кареты. Барон подошел к окну, отдернул штору и произнес:
– Я так и думал. Это Мари и...