Вот так в Париже появилась вязальщица Лали Брике, всюду следовавшая за Франсуа Шабо, ожидавшая лишь удобного случая, чтобы осуществить свою месть. Однажды она вошла в Клуб якобинцев со своими длинными спицами и мотком шерсти в кармане фартука и с тех пор появлялась там ежедневно.
И теперь в этот промозглый октябрьский день она снова ждала Франсуа Шабо…
Толпа негромко зашумела, зашевелилась. Раздался мерный цокот копыт и скрежет колес, предвещавший появление повозки с осужденными. На ней стояли два молодых человека. Их лица были искажены гримасой ужаса, они смотрели, как приближается к ним смерть. Рядом с ними была и женщина, но она лежала без сознания на соломе, выстилавшей дно повозки, и публика могла видеть только ее волосы. Несчастную пришлось буквально поднимать на эшафот, где ей предстояло умереть первой, и, поддерживая, довести до гильотины. Именно в эту минуту на помост вскочил человек, широко развел руки в стороны и закричал:
— Граждане! Граждане! Эти люди ни в чем не виноваты!
Лали вздрогнула, и гражданин Агриколь тут же положил руку на ее задрожавшие пальцы. Оратором был Шабо в своем излюбленном костюме — рубашка, расстегнутая на груди, поверх нее сомнительной чистоты карманьола, полуголые ноги в разорванных штанах, на голове красный фригийский колпак. Его голос — сильный, с заметным южным акцентом, громом прогремел над притихшей площадью.
— Граждане, — снова заговорил Шабо, — я пришел сюда, чтобы просить вас о помиловании. Эти несчастные — честные люди. Их схватили наугад, чтобы министру Ролану не пришлось отвечать перед нами. Кражу совершили аристократишки, верные Капету и его Австриячке, чтобы помочь им спастись от вашего праведного гнева! Это их надо искать, найти и притащить сюда, если вы хотите увидеть настоящих виновников, а я…
Тут к нему подошел представитель муниципалитета, назначенный наблюдать за казнью.
— Достаточно, гражданин Шабо, — грубо прервал он его. — Ты не имеешь права мешать правосудию, когда приговор уже вынесен.
— Да, приговор вынесен! И это преступный приговор! Я говорю, что мы все должны пойти в Тампль, вытащить оттуда жирную свинью и его потаскуху и привести их сюда!
— Придет и их черед! А сейчас мы должны казнить этих. Неважно, в чьих интересах они действовали, но они украли достояние народа. И потом, воруют они не в первый раз! Гражданин Сансон, исполняй свой долг! А ть1', гражданин Шабо, сделай одолжение и пройди вместе со мной в Конвент. Надо еще выяснить, давали ли тебе такое поручение… Давай, спускайся! Иначе я позову на помощь моих людей.
— Вы слышали? — завопил бывший монах. — Вы видите, как обращаются со мной, депутатом Конвента?
И тем не менее он спустился по лестнице следом за представителем муниципалитета, а Сансон занялся осужденной Леклер. Женщина поняла, что последняя надежда потеряна, и снова потеряла сознание.
— Он неплохо там смотрелся, — сквозь зубы процедила Лали. — Но наступит день, когда Франсуа Шабо поднимется на эшафот, чтобы больше никогда не спуститься с него своими ногами.
Осужденные мужчины приняли смерть достойно, хотя в, их глазах застыл ужас. Они-то были уверены, что Шабо принес им помилование.
— Я тоже в это поверил, — пробормотал де Бац, — словно этот монстр, спокойно взиравший на сентябрьские массовые убийства и считавший их всего лишь пунктом своего плана по уничтожению аристократии, может принести кому-то помилование! Пойдем, гражданка, — громко сказал он, — смотреть больше нечего, и я провожу тебя домой.
Они покинули опустевший постамент и направились к улице Флорантена, Им пришлось сделать большой круг, чтобы обойти толпу. Зеваки никак не хотели расходиться, не желая упустить ни одной детали, пропустить вывоза тел и смывания крови с эшафота. Людям также хотелось знать, останется ли гильотина здесь, как поговаривали в городе.
Гражданина Агриколя и его спутницу это мало интересовало, они шли достаточно быстро и вдруг наткнулись на Анжа Питу в форме солдата Национальной гвардии. Он оперся на парапет моста Турнан и задумчиво рассматривал здание мебельного склада. Но де Бац ничего не знал о его возвращении. Забыв о своей роли, он обратился к молодому человеку своим обычным голосом, в котором слышались суровые нотки:
— Вы вернулись? Почему же вы немедленно не пришли ко мне?
Застигнутый врасплох, Питу резко выпрямился, от его расслабленной позы не осталось и следа. Он увидел перед собой старика в очках, седые волосы торчат из-под красного колпака, босые ноги обуты в тяжелые сабо, поношенная карманьола едва сходится на толстом животе. Только карие глаза, столь хорошо знакомые ему, сверкали от гнева за стеклами очков. И потом этот неповторимый голос!
— Мы приехали только вчера вечером, — ответил Питу с изумлением. — Я собирался вас навестить, но сегодня утром мне пришлось заступить на службу.
— Мы? Так вы привезли ее с собой?
— Разумеется, иначе меня бы здесь не было. Мне казалось, я говорил вам, что последую за ней всюду, даже если она откажется возвращаться, потому что эти люди представляли для нее опасность.