Пророчица ошиблась только в одном, а в остальном ее дар предвидения не подвел. Свадьба прошла с Эмберсоновским великолепием, были даже устрицы во льду; Майор преподнес молодым проект нового особняка, не менее изысканного и внушительного, чем Эмберсон-Хаус, и обещал построить его на свои деньги в Эмберсон-эдишн. Оркестр, конечно, пригласили чужой, не местный, до сих пор страдающий от потери контрабаса; как утверждало пророчество и утренняя пресса, музыканты приехали издалека; и в полночь все по-прежнему пили шампанское за здоровье невесты, хотя сама она два часа назад отбыла в свадебное путешествие. Четыре дня спустя чета вернулась в город, и эта краткость ясно показала, что Уилбур и впрямь экономил как мог. Все говорили, что жена из Изабель вышла хорошая, но последний пункт предсказания оказался неточен. У Уилбура и Изабель не было детей; был лишь один ребенок.
— Только один, — сказала миссис Генри Франклин Фостер. — Но хотелось бы знать, не хватит ли его избалованности на целый выводок!
И ей опять никто не возразил.
Когда Джорджу Эмберсону Минаферу, единственному внуку Майора, стукнуло девять, перед ним трепетали все — и не только в Эмберсон-эдишн, но и во многих других кварталах, по которым он проносился галопом на своем белом пони.
— Богом клянусь, ведете себя так, будто весь город ваш, — однажды посетовал раздраженный работяга, после того как Джорджи въехал на пони прямо в кучу песка, который тот как раз просеивал.
— Будет, когда вырасту, — невозмутимо ответил ребенок. — А сейчас это город моего деда, выкуси!
Сбитый с толку взрослый не смог возразить на это кажущееся преувеличение и лишь пробормотал:
— Жилетку поправь!
— И не подумаю! Доктор говорит, так здоровее! — тут же отрезал мальчик. — Но вот что я сделаю: я поправлю жилетку, если ты утрешь свой нос!
Всё было разыграно как по нотам — именно так выглядели уличные перепалки в описываемое время, а уж в них-то Джорджи поднаторел. На нем вообще не было жилета; как бы нелепо это ни звучало, но у пояса, между бархатной визиткой и короткими штанишками, виднелся кушак с бахромой, ибо в те времена в моду вошел юный лорд Фаунтлерой[14]
, и мать Джорджи с не слишком развитым чувством меры, когда дело доходило до сына, одевала его именно в этом стиле. Он щеголял не только в шелковом кушаке, шелковых чулках, тонкой рубашке с широким кружевным воротом и в черном бархатном костюмчике, но носил длинные русые локоны, в которых частенько застревали репьи.За исключением внешности (которая являлась выбором матери, а не его самого), Джорджи мало походил на знаменитого Цедрика Фаунтлероя. Было сложно представить, чтобы Джорджи, подобно герою из книжки, сказал: "Положись на меня, дедушка". Через месяц после своего девятого дня рождения, на который Майор подарил ему пони, мальчик свел знакомство с самыми отъявленными хулиганами из разных кварталов городка и сумел убедить их, что отчаянность богатенького мальчика с завитыми локонами может дать фору безрассудству любого из них. Он дрался с ними, в определенный момент впадая в исступление, когда разражался злыми слезами, хватался за камни и, с завыванием выкрикивая угрозы убить всякого, пытался осуществить обещанное. Драки часто переходили в перебранки, в которых он и научился бросать слова похлеще, чем "И не подумаю!" и "Доктор говорит, так здоровее!". Так, однажды летом, приехавший в гости мальчик, изнывая от скуки на стойке ворот преподобного Мэллоха Смита, заметил несущегося на белом пони Джорджа Эмберсона Минафера и, постегиваемый досадой и скукой, закричал:
— Черт тебя дери! Гляньте, волосы как у девчонки! Скажи, малыш, зачем у мамки кушак взял?
— Это твоя сестренка для меня украла! — вдруг ответил Джорджи, притормаживая. — Сперла с нашей веревки, пока белье сушилось, и отдала мне.
— Иди постригись! — разъярился приезжий. — И у меня нет сестры!
— Знаю, что дома нет. Я про ту, что в тюряге.
— А ну-ка слезай с пони!
Джорджи соскочил на землю, а его противник спустился с ворот преподобного мистера Смита — но сделал это со стороны двора.
— А ну выходи, — сказал Джорджи.
— Щас! Сам сюда топай! Да я тебе…
Вызов накликал беду, потому что Джорджи тут же перепрыгнул забор, — четыре минуты спустя миссис Мэллох Смит, услышав возню во дворе, выглянула в окно, взвизгнула и бросилась в кабинет пастора. Мистер Мэллох Смит, мрачнобородый методист, вышел на улицу и увидел, как юный Минафер энергично готовит гостящего в доме племянника к роли центральной фигуры в живых картинах, представляющих какое-нибудь побоище. Приложив немалые физические усилия, мистер Смит всё же сумел дать племяннику возможность убежать в дом, ведь Джорджи был вынослив, и быстр, и, как всегда в таких делах, невероятно упорен, но священнику, после эпической мощи потасовки, наконец удалось оторвать его от врага и потрясти за плечи.
— А ну перестань, ну же! — ожесточенно орал Джорджи, вырываясь. — Кажись, ты не понял, кто я!
— Всё я понял! — отрубил разозленный мистер Смит. — Я знаю, кто ты, и знаю, что ты позоришь свою матушку! Ей должно быть стыдно, что она позволяет…