Великолепные руины

Я ожидала, что по дороге домой буду купаться в славе. Этого не случилось. Я добилась того, чего хотел дядя, но удовлетворения не получила, а восхищение Фаржа моими работами, его кабинет, незнакомые мне инструменты на столе вызвали во мне странную боль. Точнее, даже не боль, а возбуждение, полное надежды и страха. Как будто мир ненадолго приоткрылся, чтобы показать мне то, на что я прежде не позволяла себе взглянуть даже мельком. Вероятность. Возможность. А затем разочарование. «Жаль, что вы – женщина». Не знаю точно, чего же именно я хотела от Эллиса Фаржа, но чего-то определенно хотела. И я продолжала этого желать, трясясь в карете.

Глава десятая

Насколько ослепительно сверкал особняк Салливанов в лучах солнца, настолько холодным и суровым показался он мне по возвращении. А его глухие декоративные окна напомнили мне пустые глазницы. Несмотря на то, что я вернулась с добрыми вестями для дяди, саму меня снедала после встречи с Эллисом Фаржем непонятная тревога. А еще тоска, причину которой я не могла определить. И дом лишь усугубил мое смятение.

Никого нигде не было, дом снова заполняла зловещая тишина. Мой слух не уловил даже шагов служанки. И Ау не возник, по своему обыкновению, из ниоткуда, чтобы принять у меня пальто и шляпу. Голди, скорее всего, была в своей комнате. Я поднялась наверх, намереваясь выяснить у кузины, почему она умолчала о моей фотографии в «Вестнике». Но не успела я направить к ней свои шаги, как дверь в спальню тети Флоренс открылась, и Шин жестом пригласила меня внутрь.

Я помотала головой:

– Доктор Броуни сказал, что мне не следует навещать тетю без разрешения.

– Пожалуйста, мисс Мэй. Миссис Салливан сегодня чувствует себя хорошо. Она хочет вас видеть.

– Я не могу.

– Мистера Салливана нет.

Китаянка явно хотела меня успокоить. Но я от этого лишь в большей мере осознала важность запрета:

– Доктор предупредил меня…

– Пожалуйста! – взмолилась Шин.

А ведь она бывала категоричной и непреклонной. И она лучше, чем кто-либо, знала, какое влияние я оказывала на тетю Флоренс. Значит, была какая-то особая причина ее настойчивости.

С большой неохотой, но я последовала за Шин. Служанка даже не стала скрывать своего облегчения, и я невольно порадовалась, что поддалась на ее уговоры. Тетя апатично полусидела-полулежала на кушетке. Ее рука колебалась из стороны в сторону в унисон с музыкой, которую слышала только она. Точно так же когда-то покачивалась в такт с музыкой и рука моей матушки, еще и напевавшей что-то под вальс. И выражение лица у тети было такое же. А мои ноздри вдруг защекотал матушкин запах – призрачный душок талька и шерстяной пряжи. То появляющийся, то исчезающий, пугающий и смущающий.

Мне стоило усилий взять себя в руки и сосредоточиться не на воспоминаниях о том, что кануло в небытие, а на земном, материальном. На мягком свечении светильника, на книге сонетов Элизабет Браунинг, лежавшей с ним рядом, и… номере «Вестника», раскрытом на странице с моим унизительным падением в воду.

Я присела на краешек кушетки:

– Здравствуйте, тетя Флоренс.

Тетя медленно перевела на меня взгляд своих голубых глаз – потухших, не таких живых, как были у моей матушки. Не таких красивых.

– Мэй, где ты была?

– В городе.

– Нет, – пробормотала Флоренс. – Нет, ты была где-то еще. Где-то… – Тетя покосилась на газету: – Она сводила тебя туда.

– Вы имеете в виду Голди? Да, мы были там вчера. – Я хотела закрыть газету, но тетя остановила меня:

– Как неприлично! Ведь это она тебе сказала его надеть, так?

– Тетя, это сейчас самый модный фасон. – Смысла подтверждать ее догадку не было; я не собиралась сваливать всю вину на кузину.

– Не пристало порядочной девушке допускать, чтобы в газетах мелькали ее фотографии.

Тетин тон был настолько похож на матушкин, что я растерялась:

– Я не знала, что там находился фотограф.

Тетя Флоренс прикрыла глаза:

– Всегда хоть один, но найдется поблизости. Помни, кто ты, Мэй. Никогда не забывай этого.

Еще одно смущающее эхо из прошлого…

– Ты не должна всегда поступать так, как говорит Голди, – продолжила Флоренс.

– Это было мое личное решение, тетя. Я – современная женщина.

– Это не твои слова, Мэй. Это ее слова. Ты такая, какой она тебя делает.

Я не поняла критический настрой тети в отношении собственной дочери, а Голди была так добра ко мне, что я открыла рот, чтобы ее защитить. Но тут Шин, стоявшая у туалетного столика, замотала мне головой. И хотя это привело меня в еще большее замешательство, я проглотила все свои возражения.

– Шарлотта так и не простила мне того, что случилось. Она ненавидела меня все эти годы.

Скачок в тетиных мыслях меня обескуражил. Связи я не уловила, но задавать вопросов не собиралась. Не хотела снова расстроить тетю. Однако Шин на этот раз не стала меня останавливать, и я попыталась:

– А что случилось, тетя Флоренс? Почему мама вас ненавидела?

– Я была не права. Ты передашь это ей? Я не раз порывалась написать Шарлотте, но так и не смогла. Гордыня не позволила. Как в старой пословице… мы избегаем тех, кто знает нас с худшей стороны. Это так. Это действительно так.