Великолепный обмен: история мировой торговли

Этого царя можно продать на оманском рынке за тридцать динаров, слуги его стоят не меньше ста шестидесяти динаров да одежда их стоит динаров двадцать. Таким образом, мы, не подвергаясь никакому риску, выручим за них по меньшей мере три тысячи дирхемов.^{125}

В обратный путь они отплыли с пленниками. Царь попытался пристыдить купцов, напомнив им о приеме, который им оказали по его приказу, но его мольбы не были услышаны. По пути к живому грузу присоединилось еще более 200 рабов. Все они, включая царя и его свиту, были надлежащим образом проданы в Омане.

Спустя годы судьба вновь привела рассказчика в те же самые воды, и вновь он потерпел крушение у берегов Восточной Африки. Хуже того, его приветствовал тот же самый царь, которого он давным-давно продал в рабство. Рассказчик, перед лицом грозного правосудия, был поражен, когда царь спокойно и вежливо описывает, как его хозяин в Омане привез его в Басру и Багдад, где он принял ислам. Вскоре после прибытия в Багдад он сбежал и после ряда невероятных приключений в Каире, на Ниле и в африканском буше нашел дорогу домой, в свое старое царство, которое также приняло ислам в его отсутствие.

Видимо, торговые обычаи и законы ислама награждают нацию купцов. Они утверждают, что царь обошелся с подлым торговцем хорошо. Как говорит царь: «Скажите мусульманам, чтобы они приходили к нам как братья, теперь мы сами стали мусульманами». Царь жалуется на то, что не может возместить своему прежнему хозяину в Багдаде свою стоимость, «в десять раз больше, чем он заплатил за меня, чтобы вознаградить его за напрасное ожидание». К сожалению, это желание так и осталось неисполненным, поскольку это задача для честного человека, а не такого, как рассказчик.^{126}

Первый всплеск прямой торговли с центром в Китае, так хорошо описанный в «Акбаре» и «Чудесах», обрушился, когда династия Тан скатилась в нестабильность IX века. По сценарию, печально знакомому современным китайцам в Индонезии, индийцам в Восточной Африке и евреям почти повсеместно, — колонии заграничных торговцев на побережье Китая стали удобными козлами отпущения в те суровые времена.

Уже в 840 году н. э. император Уцзун обвинил в бедах Китая чужеземные учения. В 878 году восстание Хуан Чао опустошило Кантон, погибло 120 тысяч мусульман (в основном персов), евреев и христиан, живших в торговых общинах этого города.^{127} Не удовлетворившись избиением купцов, Хуан Чао также пытался уничтожить главный источник экспортного продукта Китая, тутовые рощи на юге страны.^{128} После бедствий 878 года в Кантоне международная торговля Китая существенно сдвинулась на север в порт Цюаньчжоу в Тайваньском проливе — в легендарный Зайтем (ныне Цюаньчжоу и Зейтун в средневековой арабской литературе) Марко Поло и ибн-Баттуты. Кантон, бывший основным портом для иноземных товаров, смог восстановить свое положение только в наши дни.

Этот более северный перевалочный пункт имел долговременные связи с Кореей и Японией, чьи товары привлекали арабских и персидских купцов. Размер и грузы мусульманских кораблей, некоторые из них требовали для погрузки лестницы в несколько десятков футов длиной, изумляли китайцев VIII—IX веков. Император вскоре назначил инспектора по морской торговле, чья работа состояла в регистрации этих судов, сборе пошлин и предотвращении вывоза «редких и ценных товаров».^{129} Один из этих инспекторов был знатным человеком по имени Чжао Жугуа, надзиравшим над иноземной торговлей в Зейтуне в начале XIII века. Он дотошно собирал знания и каталогизировал воспоминания сотен тоскующих по дому моряков и купцов в книге «Чжу Фань Чжи», «Описание всего иноземного». Книга была противоположностью «Путешествиям Марко Поло». Хотя Чжао никогда не покидал Китай, «Чжу Фань Чжи» подробно описывает и далекую Малую Азию, и Александрию, включая детали (иногда точные, иногда нет) ее знаменитого маяка.^{130}

Когда в XIII веке монгольское войско с гиканьем, ворвавшись из северных степей, атаковало Китай, персидские и арабские купцы более или менее монополизировали международную торговлю в Китае. У них было две большие и относительно самостоятельные общины в Кантоне и Зейтуне.