Великолепный обмен: история мировой торговли

Я был весьма опечален, размышляя о том, как язычество властвует над этой страной. Куда бы я ни шел из моего жилища, я видел многие греховные вещи. Это так меня угнетало, что я чаще всего оставался дома и выходил только при необходимости.^{149}

Не был ибн-Баттута доволен и знаменитым китайским новшеством — бумажными деньгами. Как типичный американец за границей, недоумевающий по поводу иностранных «смешных бумажек», он жаловался: «Когда кто-нибудь идет на рынок с динаром и дирхемом в руке, никто не продаст ему ничего, пока он не обменяет их на эти бумаги».^{150} (Поло, напротив, наслаждался религиозными и культурными особенностями Китая: «Эта страна восхитительна. Народ поклоняется идолам».)^{151}

Не все, что ибн-Баттута видел в Китае, ему не понравилось. Он, как Марко Поло, восхищался размерами Зейтуна, который тогда состоял из шести отдельных районов: один для простых китайцев, один для городской стражи, один для евреев и христиан, один для моряков и рыбаков, один для правительства и, конечно, один для мусульман. Эту метрополию, вероятно самую большую в мире на то время, можно было обойти за три дня. Он также не мог не отметить безопасность путешествий по Китаю, невообразимую роскошь для того, кто привык к опасностям дорог Азии и Среднего Востока. Самая хвалебная его запись посвящена, вполне естественно, портовому городу Фучжу, где он встретил знакомого марокканца, приехавшего из места неподалеку от его родного Танжера и преподнесшего ибн-Баттуте много чудесных даров, среди которых два белых раба и две местные рабыни.^{152}

Во многих отношениях венецианец Поло и марокканец ибн-Баттута представляют собой противоположные образы средневековых путешественников: Поло был христианином, очень интересовавшимся людьми, обычаями и местами, и почти полностью зависел от доброй воли монгольских ханов Китая и Средней Азии. Напротив, ибн-Баттута был мусульманином, подчеркнуто равнодушным к неисламскому миру и добившимся высочайших вершин богатства, славы и влияния при мусульманском дворе в Дели.

Поло рьяно искали контактов с нехристианами в Азии, хотя бы ради выживания и ведения торговли. Восхищение и открытость ко внешним влияниям сквозит у Поло в каждой строчке мемуаров. Того же нельзя сказать об ибн-Баттуте, чье безразличие по отношению к немусульманам и их жизни примечательно. Объединяет эти два свидетельства то, что они посвящены Востоку и записаны профессиональными писателями.

Именно недостаток интереса ибн-Баттуты к людям вне мира ислама — Дар-аль-Ислам — свидетельствует в пользу мусульманского господства в средневековой торговли в Азии. В XIV веке ибн-Баттута смог проехать 74 000 мили по Марокко, Восточной Африке, Индии, Центральной Азии, Юго-Восточной Азии и Китаю и оставаться внутри мусульманских культурных рамок, не нуждаясь в общении с находящимися вне их ни ради выживания, ни ради путешествий, ни даже ради заработка.

Мусульманские импортеры пряностей в Каире и Танжере подчинялись единому религиозному, этическому и — что самое важное — торговому коду (и в равной степени нуждались в услугах кади), как и поставщики в Камбее или Малакке. Мусульманский правитель в Африке, Аравии, Индии или Юго-Восточной Азии придерживается одних и тех же основных правил налогообложения и таможенных пошлин. Обычно с единоверцев взимался налог в 2,5%, в 5% — с подзащитных дхимми (христиан и евреев), а в 10% — с неверных: индусов и местных анимистов.^{153}

Хадж, обязанность мусульманина совершить паломничество в Мекку и Медину, служил фактором, объединяющим торговлю на территории Индийского океана. Не все могли позволить себе хадж, и многие, если не все, кто совершил дорогостоящее путешествие, заплатили за него грузом специй, шелка и хлопка, что постепенно превратило портовый город Джидду в крупнейший торговый центр той эпохи.^{154}

Конечно, Индийский океан, с разбросанными в нем более или менее автономными торговыми государствами, не был мусульманским. Правители этих государств принадлежали к различным национальностям и сектам, а некоторые были даже не мусульманами. Каликутом, например, управлял индуистский заморин. Тем не менее не будет преувеличением сказать, что мир средневековой торговли XIV века в Индийском океане совпадал с Дар-аль-Ислам.

В одержимости ибн-Баттуты шариатом и мусульманским миром и в его отсутствии интереса почти ко всему остальному (кроме комфорта китайских джонок) мы ясно видим обоюдоострый меч ислама, столь зримый в современном мире: экуменическую, но самодостаточную религию, способную объединить совершенно разных людей в одну систему верований и под одним законом, но также жестко ограниченную в способности изучать и заимствовать у других.