«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

Давуд лежал застыв, ожидая, что лезвие вот-вот проткнет ему глотку. Его господин сказал правду; возможно, он в самом деле заслужил смерть за то, что лелеял свою мечту. Острие медленно входило ему под кожу. Дариуш снова брел по сожженным улицам Львова, неся любимую на руках. Он снова целовал ее — один-единственный раз — среди языков пламени в горящей кузнице. Вдруг он вспомнил об Ибрагиме. «Ибрагим! Он, собака, как-то все разузнал… Я собирался увезти Александру из Топкапы, но все изменилось с той ночи в теплых водах источника в Эдирне. И после того, как меня не станет, Ибрагим постарается поскорее отправить к Аллаху двух самых моих любимых людей, чтобы получить власть, к которой он так стремится». Печаль сменилась у Давуда обжигающим гневом. Он сжал кулак и с силой стукнул султана по больной ноге, одновременно выставляя левое колено и ударяя его в нежный пах.

Сулейман пошатнулся; кинжал выпал из его руки. Давуд подхватил кинжал на лету, оттолкнул Сулеймана вбок и тяжело навалился на него. Он ловко занес кинжал и прижал его острием к горлу самого Сулеймана.

— Охрана! — проревел султан, извиваясь под ичогланом.

Давуд прижал руки султана к земле.

— Они тебя не услышат, господин, из-за дождя, взрывов и суматохи, — примирительно заговорил он, приблизив лицо к лежащему под ним человеку. Он заглянул в черные глаза, которые находились совсем рядом.

Гнев душил Давуда, но глаза его наполнились слезами. Они орошали лицо Сулеймана.

— Господин мой, мой султан, мой любимый! То, что ты говоришь, когда-то было правдой. Я действительно поступил к тебе на службу в надежде вырвать, выкупить Александру из гарема. Но тогда я еще не знал, что она и есть твоя Хюррем. Когда я выяснил, что наши любимые — не две женщины, а одна, мой разум пришел в замешательство, и я опечалился. Но, господин, с тех пор я многое понял, в том числе и о себе самом, и рана, терзавшая мою душу, затянулась. Господин мой, я понял, что люблю тебя.

Сулейман перестал вырываться и застыл на месте. Давуд продолжал шептать:

— Сулейман, я всегда буду любить Александру, но не больше, чем люблю твои ласки и твою любовь. Когда я выяснил, что мы с тобой любим одну и ту же женщину, мой путь и моя цель в жизни навеки изменились. Я знаю, что никогда не увижу и никогда больше не прикоснусь к девушке из моего детства; но, любя и почитая тебя, я как будто продолжаю любить и почитать ее. Я знаю, что ты любишь ее всем сердцем и с тобой она совершенно счастлива.

Сулеймана его слова словно заворожили.

— Давуд…

— Ш-ш-ш! — прошептал ичоглан, поднося к губам султана окровавленный палец. — Сулейман, ничто не уменьшит мою любовь и страсть к тебе. Знай, что через любовь и страсть к тебе я удовлетворяю мою любовь к Александре.

Давуд поднялся и сел, скрестив ноги, а затем помог Сулейману подняться. Он достал кинжал и снова вложил его в руку султана. Сидя молча, он наблюдал, как его султан смотрит на кинжал, а затем снова ему в глаза. Он сидел неподвижно и когда Сулейман положил руку ему на голову и прижал ее к своей груди, Давуд закрыл глаза. Кинжал снова очутился у самого его горла.

Он затаил дыхание.

Глава 88

Хюррем подавленно лежала на диване в темноте своих покоев. Целый месяц у нее гостила Марьяна, но теперь и она покинула дворец, уехала из Стамбула, вернулась к своей жизни. Недели, проведенные с подругой детства, подарили Хюррем много радости, но вместе с тем и много печали. Ей показалось, что мир вокруг нее рушится. Ее мечты и планы при пробуждении теперь поглощали мысли о Сулеймане и Дариуше. Она любила их обоих с такой страстью, что глаза ее наполнялись бессильными слезами. Если ее господин когда-нибудь узнает… Дариуш наверняка погибнет от его руки. Снова и снова она принималась плакать, не в силах совладать со смятением и страхом. Голова раскалывалась от тяжелых мыслей. Она не знала, что принесет ей будущее. В то же время ее охватывал страх при мысли о растущей власти Ибрагима. Она боялась за жизнь и безопасность своего султана. Пройдет совсем немного времени, и их обоих заберут у нее… Дариуша она лишится во второй раз, и ей будет намного больнее.

Значит, она сама должна что-то предпринять.

Она закуталась в теплую накидку и выбежала во двор, на холод. Пробежав между колоннами и поднявшись по лестнице, она направилась во двор валиде-султан.

Хафса знает, что делать!

Положив руку на большую деревянную дверь, собираясь распахнуть ее, она вдруг остановилась.

«Нет, никто за этими стенами не должен ничего знать. Если я разоткровенничаюсь, я подвергну опасности любимого и лишь ускорю его смерть».

Хюррем без сил опустилась на пол в темном коридоре. Горе и неуверенность снова завладели ею, и она жалобно заплакала.

Глава 89

Сулейман не убирал кинжала от подбородка Давуда.

— Хюррем известно о твоих намерениях?

— Нет, господин… последний раз, когда она меня видела… десять лет назад… я, раненный стрелами, упал на львовской площади, — прошептал Давуд, по-прежнему не открывая глаз.