«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

Он по-прежнему лежал рядом, когда она снова погрузилась в неглубокий сон и Хафса уложила новорожденного в колыбель, стоящую рядом с их ложем.

На следующее утро Сулейман покинул Стамбул с корпусом из трех тысяч гвардейцев и ичогланов. Ибрагим отправился в поход на полгода раньше во главе большого войска. Через несколько недель султан рассчитывал присоединиться к другу и принять участие в боях.

Давуд скакал позади султана. Он любовался статной фигурой господина и задумчиво смотрел на полы черного шелкового кафтана, выделявшиеся на белом крупе Тугры. Любимая лошадь султана горделиво размахивала хвостом.

С того дня как ичоглану Давуду открылась истина, он исполнял свои обязанности молча. С нежной любовью и почтением он ежедневно омывал тело господина, думая о том, что хотя бы таким образом прикасается к нежной коже своей любимой Александры.

В те часы, когда его услуги не требовались султану, Давуд сосредоточенно мыл и скреб помещение хамама, чтобы он был достоин своего обитателя. Вечерами он часто бесцельно бродил по улицам Стамбула. Часто он сидел на траве посреди Ипподрома, и мысли его возвращались к тем временам, когда в его душе еще жила надежда. Однажды он даже рискнул вернуться в темную подземную цистерну, чтобы проверить, там ли еще Халим и Исхак, но в пещере было тихо и пусто; только без конца капала вода да пустыми глазами смотрела на него голова Медузы, и вода плескала о ее вырезанные в камне губы. Всякий раз под вечер он сидел на камне у стен Топкапы, глядя на воды Босфора, любуясь Девичьей башней или просто глядя на азиатский берег, мерцающий в лучах закатного солнца.

Давуд энергично тряхнул головой и посмотрел на несколько тысяч всадников, скакавших вместе с ним. Он должен сохранять ясность ума. Он не имеет права погружаться в пучину отчаяния, которая вот-вот поглотит его. У него есть любимая… двое любимых… но помимо них у него есть долг. Он понимал: так или иначе, исполняя свой долг, он сохранит любовь и к Александре, и к Сулейману. Иного пути нет.

Он любит их обоих. И не может быть ни с одним из них!

У него над головой по небу плыли белые облака. Давуд прищурился, ища кружащего в небе одинокого орла, но не увидел его.

Глава 72

— С каждой новой победой на севере власть Ибрагима растет, — негромко заметила Хюррем.

Хафса задумчиво обернулась к одалиске. Они уже несколько часов сидели в парковой беседке, любуясь на залив Золотой Рог. Корабли и лодки скользили по поверхности воды; их паруса раздувал сильный ветер, задувавший с Босфора и со свистом огибающий Галатский холм.

— Дочь моя, его влияние растет с благословения нашего султана, а завоевания упрочивают силу нашей империи.

Хюррем встала, подошла к балюстраде и обернулась к валиде-султан:

— А все-таки я не доверяю ему. Власть над янычарами должна быть в руках Сулеймана! Напрасно он передал ее человеку, который не является потомком пророка Мухаммеда. Никто не имеет права перечить нашему господину!

Валиде-султан расхохоталась. Отпив шербета, она продолжала смеяться, и у дочери священника Лисовского забурлила кровь.

— Что вы находите здесь смешного? — гневно спросила Хюррем.

— Дочь моя, возможно, нашего султана и называют Сулейманом Великолепным, но тебе так же хорошо, как и мне, известно, что по-настоящему власть находится в руках тех, кто находится в его тени. Блистательная Порта, не жалея сил, пытается отсечь от султана тех, кто строит козни и посягает на его власть. Но визири не могут проникнуть в гарем, где мы с тобой без труда, по-женски тонко и изящно, вьем веревки из самого могущественного человека на земле. Знаю, тебе известно, что Ибрагим также прокрался в постель султана; в каком-то смысле он тоже является членом нашей семьи.

Хюррем наморщила нос и снова посмотрела вдаль. Взгляд ее упал на большой военный корабль, стоящий на якоре возле Девичьей башни. Она полюбовалась красотой башни и ее одиночеством на середине пролива. Хафса неслышно подошла к ней и проследила за направлением ее взгляда.

— Говорят, давным-давно в наших краях жил великий император, который очень любил свою красавицу дочь. Один дервиш — древние властители часто приближали их к себе — предупредил императора, что его дочь погибнет от укуса ядовитой змеи, а он сам вскоре после того умрет от разрыва сердца. Император, человек осторожный, приказал построить башню посреди Босфора. Туда он и поместил свою дочь, чтобы уберечь ее от беды на много лет. Но он не знал, что змея уже давно жила среди камней и фундамента самой башни, которую он велел воздвигнуть, чтобы спасти дочь. Несмотря на всю роскошь внутренних покоев и неприступность башни, змея все же ужалила девушку. Смерть ее была мучительной. Сам император вскоре тоже умер от разрыва сердца. Предсказание дервиша сбылось.

Хюррем повернулась к валиде-султан:

— Вам что-то известно?

Валиде-султан вернулась на диван и молча поднесла к губам кубок.