«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

— Доброе утро, Давуд, — сказал он наконец, зевая и дотрагиваясь до тугой плоти между ног. Когда он отпустил свой жезл, тот мягко ударил его по животу.

Давуд продолжал гладить длинные густые волосы, распутывая сбившиеся кудрявые пряди. Сулейман сонно и довольно улыбнулся, заметив, что плоть ичоглана все крепче прижимается к его щеке. Небольшая щетина на подбородке Сулеймана колола нежную кожу сквозь тонкую материю. Давуд увидел красиво изогнутые губы и нежный овал лица, и сердце у него забилось чаще. Его смущение постепенно проходило. Он понимал, что его влечет к султану. Он робко опустил лицо навстречу черным глазам. Губы жаждали дотронуться до других губ — тех, которые так часто ласкала Александра. Сулейман приоткрыл глаза и приподнял голову. Давуд почувствовал на своем лице его жаркое дыхание.

Ибрагим лениво зевнул и потянулся.

Давуд отпрянул, и Сулейман скатился с его коленей в мягкие подушки, а Ибрагим сел на мех. Он продолжал зевать и тереть лицо. Остановившись с руками, поднятыми вверх, он вопросительно посмотрел на двух белых евнухов, а затем на Давуда и Сулеймана.

Сулейман первым нарушил молчание:

— Пора просыпаться, друг мой.

Давуд поднял два кубка с чаем. Сулейман принял свой кубок с благодарностью, Ибрагим метнул на ичоглана подозрительный взгляд. Давуд присел у догорающего костра. Ибрагим одним глотком выпил чай, а кубок швырнул Давуду, который легко поймал его. Затем великий визирь лег и прильнул к Сулейману, который продолжал пить свой чай мелкими глотками. Давуд и два белых евнуха молча наблюдали, как Ибрагим прильнул к султану и обхватил руками свой возбужденный жезл. Извиваясь, он ласкал сам себя. Вскоре шатер наполнили его хриплые стоны. Остальные продолжали молча и почтительно наблюдать за ним. Сулейман поставил пустой кубок на поднос и провел пальцами по спине друга. Великий визирь продолжал доставлять себе удовольствие.

— Брат мой, похоже, ты уже немало потрудился во время наших ночных утех, — ласково прошептал Сулейман. — Оставь, впереди у нас длинный день, и тебе понадобятся все твои силы.

Не обращая на его слова никакого внимания, Ибрагим смочил пальцы слюной и снова приступил к бесплодным попыткам удовлетворить себя. Поняв, что ничего не получится, он злобно зарычал, покосившись на Давуда, вскочил и выбежал из шатра в утренний сумрак, накинув на голое тело кафтан. Он отрывисто выкрикивал приказы телохранителям, стоящим снаружи, одного в припадке ярости сбил кулаком на землю.

Сулейман смотрел ему вслед без всякой тревоги.

— Сегодня от руки великого визиря падет много солдат Лайоша, — пробормотал он себе под нос, снова поворачиваясь к ичоглану. Протянув к нему руку, он сказал: — Иди сюда, Давуд. Мне нужно смыть ночной жар с тела. Восходит солнце; наступает день, который войдет в историю.

Августовская луна лениво уплыла за горизонт; над венгерской равниной показались первые лучи солнца. Сулейман быстро вышел из шатра. Давуд по его просьбе следовал за ним по пятам. Над долиной плыл призыв муэдзина на молитву. Огромное войско янычар по всему лагерю или на вершинах холмов, окруживших долину, повернулось к Мекке и упало на колени.

Сулейман и Давуд тоже опустились на колени там, где стояли. «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его…» Давуд ощутил тепло от стиха Корана: ему было еще теплее оттого, что рядом с ним молился сам султан.

Завершив утреннюю молитву, султан вскочил, подняв и Давуда, и быстро зашагал к Тугре. Два ичоглана уже оседлали безупречно белую кобылу, а также коня Давуда и теперь ждали их приближения.

Сулейман взлетел в седло. Давуд вопросительно поднял брови.

— Пошли, Давуд. Садись на коня. Сегодня ты будешь моим оруженосцем и примешь участие в победе над этим напыщенным венгерским ублюдком!

Давуд вскочил на своего жеребца. Еще один ичоглан поднес султану саблю, отделанную драгоценными камнями; Давуд с гордостью принял ее. Они с Сулейманом пришпорили коней и поскакали по лагерю к выходу из долины. Они быстро проносились по густой летней траве, перескочили ручеек, а затем, пришпорив коней, погнали их наверх, по пологому склону.

Сулейман обернулся и улыбнулся ичоглану, подгоняя Тугру. Давуд просиял; его конь догнал кобылу и держался рядом. Султан рассмеялся, видя, как ловко скачет ичоглан, и потянулся к его руке. Они продолжали подниматься по склону холма.

Давуд схватил руку Сулеймана и крепко сжал ее, открыто радуясь близости своего господина. Тепло и радость мужского пожатия наполнили их обоих, а их кони продолжали взбираться по каменистому склону.

Почти у вершины они хлопнули друг друга по рукам в знак дружбы и проскакали последние несколько шагов, оставшиеся до вершины.

Великий визирь сидел на своей лошади и задумчиво смотрел на султана и ичоглана, которые радостно поднимались к нему. Оба тяжело дышали, но улыбались, остановившись перед ним.

Ибрагим отвернул от них коня и посмотрел на широкую равнину. Сулейман подъехал к нему и огляделся по сторонам. Утреннее солнце светило им в спины и отбрасывало их тени на всю длину долины в сторону лагеря Лайоша.