Читаем Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса полностью

Русский крестьянин, как и все земледельцы средних широт, ориентировался исключительно на тот довольно большой и сложный комплекс традиций земледелия, завещанный ему предшествующими поколениями. Форма этого опыта в виде неколебимой традиции, неизменного обычая и правил диктовала беспрекословность их соблюдения. Отсюда удивительное единообразие в приемах ведения земледелия, еще встречающееся в XVIII в. в отдельных регионах с коренным русским населением. Так, в топографическом описании Ярославской губ. (1798 г.) читаем: “Способ хлебопашества и земледельческие орудия везде одинаковы”[82]. Думается, что именно этими обстоятельствами во многом объясняется невосприимчивость крестьянина к новым приемам агрикультуры, к модернизации орудий труда и т. д. Русские агрономы и помещики-экспериментаторы подмечали отдельные явно бросающиеся в глаза проявления этой тенденции. Алексей Олишев, вологодский рачитель сельского хозяйства, прямо писал, что крестьяне “больше следуют старым обычаям”[83]. Отдельные проявления этого просто вступали в противоречие со здравым смыслом. Так, тот же А. Олишев отмечает: начало сенокоса в Вологодском крае непременно связывалось с днем Петра и Павла (29 июня[84]). Несмотря “на несозрелость травы”, крестьяне “следуют единственно застарелым обычаям”[85]. То же отмечает о сенокосе А.Т. Болотов по Тульской губ.: “Косятся почти в одно время, несмотря, поспела ли трава или еще нет”[86]. О сроках высева конопли Болотов язвительно замечает, что “по предрассудку и суеверию всегда на 3-ой или на 7-ой неделе после Святой, а на 6-ой никто не сеет”, хотя условия бывают наиболее, на его взгляд, подходящими[87].

Стойкость и известный консерватизм традиционных приемов земледелия, в частности, в России, располагавшей в целом малоблагоприятными почвенно-климатическим условиями для земледелия, были усугублены рядом фундаментальных обстоятельств.

Русское крестьянство, осваивая бескрайние земельные просторы Восточноевропейской равнины, на каждом этапе развития общества получало в области земледелия вровень урожайности основных земледельческих культур, явно несоизмеримый с громадной массой вложенного труда. Это издавна побуждало крестьянина к максимальной осторожности в “технологии” земледельческой практики, т. е. делало его еще более приверженным традиции и обычаю в области агрикультуры, заставляло его в стремлении к росту прибавочного продукта идти преимущественно лишь по пути постоянного расширения производственных площадей. В этом, на наш взгляд, кроется объективная обусловленность преобладания экстенсивного пути в развитии земледелия, которое в период феодализма в конечном счете приводило к освоению и вовлечению в орбиту агрикультуры громадных земельных пространств, что само по себе имело исторически прогрессивное значение. В этом состоит противоречивая диалектика развития русского земледелия.

Традиционализм в области земледельческой культуры сочетался с необыкновенным умением русского крестьянина приспособиться к тем или иным местным условиям и даже превратить недостатки в своего рода достоинства.

Качество земли, как известно, один из важнейших компонентов природно-климатических условий земледелия. Почв, наиболее благоприятных для земледелия, во все исторические эпохи в пределах Восточноевропейской равнины, как мы уже видели, было всегда мало. Лоскутный характер их локализации усугублялся вообще крайней пестротой качества почвенного слоя земли. Попробуем охарактеризовать эту пестроту с позиции современника, объезжающего тот или иной край, на примере Тверской губернии. В Краснохолмском у. земля к “Вышневолоцкому уезду песчаная и каменистая, к Ярославской губернии – серая с черноземом по низким местам”. В Калязинском у. “земли по Волге песчаные и глинистые, по реке Нерли серая и частию иловатая; в прочих местах – иловатая с суглинком”. В Ржевском у. земля “по берегам Волги и Туда – глинистая и песчаная; между Волгою и Тудом – глинистая с мелким камнем, в окрестностях города – иловатая, а в прочих местах серая, не глубже 2 и 3 вершков лежащая, под коею слой красноватой земли или суглинок”[88]. Резкая разница была и по плодородию. В Бежецком уезде “хлебороднейшим почитается Городецкой стан, окружающий город”. В Калязинском – “хлебороднейшим из всего уезда почитается Негороцкий стан, за Волгою, к Кашинскому уезду лежащий”. В Краснохолмском у. таковым является Антоновский стан, “простирающийся от самого города по Кашинской дороге до границы” уезда. В Весьегонском уезде – “Ясеницкий стан, особенно около сел Сандово и Поляны”[89]. В Новоторжском у. очаги плодородия локализуются около сел Стружна, Упревиче, сельца Голубина, деревень Маслова, Пожитова, Мловичи и т. д.[90] Лоскутный характер локализации плодородных земель практически характерен для всей нечерноземной полосы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное