Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

Автор этих строк, изучая подобного рода факты, еще в начале 60-х годов попытался сделать вывод о том, что на протяжении многих столетий в России на обширнейшей территории практически бытовало не паровое трехполье, а некая комбинированная система земледелия, сочетавшая трехпольный севооборот с периодическим обновлением основного массива пашенных земель за счет перелогов и росчистей.

Что же касается Черноземья, то там весьма широкое распространение в XVIII–XIX вв. имела залежная система земледелия. В частности, в описании Харьковского наместничества специально оговорено наличие “на украинских полях” переложных (“облоговых”) полос “во всех трех полях”[80]..

Таким образом, несмотря на то, что огромный фонд Экономических примечаний к Генеральному межеванию скрыл от исследователей бытовавшие даже во второй половине XVIII в. элементы архаических систем восстановления плодородия земли, тем не менее сохранился вполне достаточный круг источников, четко подтверждающих живучесть и даже неистребимость этой архаики (которая существовала отчасти и в XIX столетии)[81]. Больше того, в литературе существуют и аргументированные доказательства того, что существовавший на территории России массив пашенных угодий не использовался целиком, причем пустующая пашня составляла от 30 до 60 % всех пашенных угодий. Долгие годы ученые были не в состоянии дать убедительное объяснение столь необычным фактам.

Итак, в Европейской России неблагоприятные климатические условия, преобладание малоплодородных подзолов и болотных почв сочетались в течение многих столетий с сохранением малоэффективных экстенсивных систем земледелия.

Как же жил великорусский крестьянин в таких условиях? Как он вел свое хозяйство? На эти вопросы мы и попытаемся дать ответы на наиболее ранних материалах систематического характера – материалах XVIII столетия.

Часть первая. Великорусский пахарь в XVIII столетни

Очерк первый Судьбы паровой системы земледелия

О необходимости старого

Культура сельского хозяйства, и прежде всего земледелия, – особая, в чем-то даже уникальная область материальной культуры человечества. Главной отличительной чертой прошлой деятельности человека в области земледелия является почти полное отсутствие контроля непосредственного производителя над ходом “производственного процесса”, происходящего в форме биологического развития растений, а также бессилие человека в создании оптимальных климатических условий для этого развития. Отсюда проистекает чрезвычайно слабая взаимозависимость между вложением труда и интеллекта в земледелие, с одной стороны, и результатами этой деятельности в виде урожая тех или иных культур или продуктивности земледелия в целом, с другой.

Эта корреляция имеет тенденцию увеличиваться лишь в масштабе громадных хронологических периодов, поскольку механизм резких и неожиданных для человека колебаний погодных условий и их влияния на те или иные моменты земледельческой практики проясняется для земледельца лишь в итоге преемственности многовекового опыта, накапливаемого десятками поколений непосредственных производителей в виде бесконечной череды удач и бедствий сельского хозяйства.

Этот громадный человеческий опыт и есть основа культуры земледелия. Своеобразие реализации этого опыта заключается в том, что он предстает перед каждым поколением крестьян-земледельцев в императивной форме традиции и обычая. Эта императивность проистекает из несоизмеримости масштабов жизни и практического личного опыта индивида-земледельца и совокупного опыта многих поколений крестьян. Поэтому в основной фонд земледельческой культуры включены лишь традиции и обычаи, то есть общественно значимые элементы культуры, безжалостно отметающие из народной земледельческой практики все индивидуальные начинания и новации как не прошедшие многовековую проверку практикой земледелия вообще и механизмом колебаний погодных условий в частности.