Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

Дефицит денег из-за слабого развития товарно-денежных отношений сказывался и на форме уплаты процентов по займам, совершаемым феодалами, вплоть до эксплуатации вотчины за эти проценты[2478].

Таким образом, предположение, что в “серебреничестве” крестьян преобладала “издельная форма” уплаты процентов (“роста”), имеет серьезные основания.

Наиболее частым видом работ за “рост” была косьба сена и пахота. В правой грамоте 1462–1505 гг., фиксирующей решение спора крестьян села Милятина Переяславского у. с великокняжескими крестьянами, сказано: “а те селища… пахали крестьяне милятинские и на серебро… на монастырское тех селищ… христиане милятинские пожни косили”[2479]. Из уставной митрополичьей грамоты монастырям, т. е. материала по характеру своему являющемуся типовой инструкцией, можно заметить, что господская пашня (монастырская в данном случае) была только двух видов: 1) “жеребьевая” или десятинная и 2) пашня “на серебро”: “а что идет им (старцам, – Л.М.) хлеб из сел монастырских, что на них крестьяне пашут, или на серебро монастырское пашуть”, то хлеб этот делится между старцами[2480].

Не менее важным выводом, вытекающим из наблюдений над актовым материалом такого рода, является утверждение, что пахота земли феодала и весь комплекс работ по севу, жатве и уборке урожая были основным содержанием серебреничества.

Наиболее доказательные аргументы большого удельного веса в отработках за рост крестьян-серебреников цикла земледельческих работ по севу, жатве, уборке и обмолоту хлебов содержатся в широко известной серии актов, касающихся ограничения сроков “перезыва” крестьян-серебреников Юрьевым днем (2 неделями до Юрьева дня и неделей после него)[2481]. При-урочивание права перехода крестьян-серебреников ко времени, когда кончается поздняя осень и наступает зима, связано с окончанием земледельческих сельскохозяйственных работ. Расплата серебреников не “надельных” приурочивалась также к этому сроку[2482].

На наш взгляд, “издельное” серебреничество было вызвано к жизни явной неудовлетворенностью стремлений духовных феодалов выйти из тупика, который создавало взимание продуктовой ренты, с помощью ничтожных по размерам “жеребьевых пашен”, а светских феодалов – все уменьшающимися возможностями расширения сферы холопского земледельческого труда. “Серебреничество”, так же как и политика льгот, своей объективной целью имело укрепление феодальной собственности на землю и власти над крестьянами.

Следовательно, нужда в расширении сферы барщинного земледельческого труда была продиктована отнюдь не только хозяйственными мотивами, но и мотивами социальными. Именно этим обстоятельством можно лучше всего объяснить явное несоответствие между реальной возможностью широко практикующегося получения феодальной ренты в виде оброчного хлеба (“треть”, “четверть”, а часто и “половье”) и настойчивым, скаредным внедрением “изделья” на пашне.

При господстве общинного землепользования, а главное, корпоративных традиций общинного владения землей, превратить “жеребьевый” участок запашки, который был лишь модификацией издольщины, в прямую барщину было делом далеко не простым. Поэтому полевая барщина в своем непосредственном виде как акт феодальной эксплуатации в наиболее грубой форме появилась лишь как итог долговой кабалы[2483]. Это был не столько процесс втягивания в сферу феодальной зависимости слоев крестьянства, как полагал И.И. Смирнов[2484], сколько процесс установления полного господства феодального собственника над трудом непосредственных производителей, сидящих на его земле. Подобные процессы, вероятнее всего, проходили вне и сверх обычного круга повинностей крестьян, что очень тонко было подмечено Г.Е. Кочиным.

Таким был чрезвычайно сложный окольный путь развития господского хозяйства не с помощью рабочих рук холопов, а дополнительного труда крестьян, попавших в денежную кабалу.

Свое логическое завершение этот путь получает в тех случаях, когда общинник-серебреник, работавший на земле господина, “сажался” феодалом заново на какую-либо землю[2485]. По-видимому, в таких случаях сумма “роста” могла быть в новых условиях трансформирована в земельное соотношение крестьянской пашни и пашни, обрабатываемой в пользу феодала. В этой связи чрезвычайно знаменательно, что фактические данные о размерах монастырской и вообще господской феодальной запашки в конце XV в. – начале XVI в. соотносятся с крестьянской запашкой точно в такой же пропорции (или очень близкой к ней), как “рост” соотносится с “исто”, т. е. сумма процентов за займ с основной суммой займа. В документах центральных районов страны это соотношение передается обычно как “на пять – шестой”, т. е. 20 % к 100 % основной суммы займа (1:5)[2486].

Размеры господских запашек в названной пропорции (1:5) к крестьянской пашне встречаются в конце XV в. в грамоте митрополита Симона Юрке Масленицкому (1495–1511), а также в целом ряде документов XVI в.[2487]