Это напоминание о женитьбе окончательно взорвало упрямца. Он торопливо, словно на пожар, выбежал в спальный покой императрицы и вынес оттуда старые туфли и старый ночной капот Екатерины.
– Это ты называешь пустяками? – почти совал он в лицо ей туфли, перейдя в азарте на фамильярное «ты». Это, по-твоему, пустяки!.. Русская царица, да в ошметках! Не на что заказать новые…
– Да я, Захарушка, привыкла к старым, – оправдывалась царица, – в них ноге спокойнее, мягче.
– Привыкла! – продолжал горячиться упрямец. – А мне твои дворецкие девки проходу не дают, пристают, как сороки: «Захар-де Константиныч! Захар Константиныч! Уж не в приданое ли твоей невесте государыня приберегает дорогие туфельки?» Сама в ошметках да в рваном капотике, а тем старухам, что на погост пора, на-поди! парча не парча!.. Нет, государыня, отпустите меня, не ко двору, верно, я вам пришелся, не ко двору моя масть.
– И все это из-за туфель?
– А капот, государыня…
– Так и из-за капота?
– Нет, матушка, из-за дурацкого упрямства! – не вытерпела Марья Саввишна. – С жиру бесится от твоей доброты. Плюнь ты на него.
В это время за дверью громко замяукала кошка.
Это заставило расходившегося Захара опомниться. В нем моментально проснулась ревность образцового камердинера. Выхватив из-под мышки салфетку, которою он перед тем стирал пыль в смежной комнате, Захар бросился туда, где мяукала кошка, намереваясь выгнать забравшуюся в царские апартаменты непрошеную четвероногую гостью.
Но оказалось, что там была не кошка, а обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин.
– А! Это ты, Левушка? Старину вспомнил, повеса? – приветливо улыбнулась императрица.
– Да, матушка, вспомнил, как мы с Понятовским, бывало, у тебя за дверью… Эх, хорошее времечко было… А дурак Понятовский в короли напросился… Жил бы тут, как я, у Христа за пазухой… А то на! Теперь на нем там паны верхом ездят… Эх, хорошее было время! – вздохнул Нарышкин.
– Даже когда мы тебя крапивой секли? – рассмеялась государыня.
– Ох, государыня! – комично сгримасничал обер-штал-мейстер и патетически продекламировал из Вергилия возглас Энея перед Дидоной:
– Ueteres, о regina, jubes renovare dolores!
– Да что тут у вас, Троянская война, что ли, шла? – спросил он, вглядываясь в возбужденное лицо Захара. – Я слышал сердитые голоса.
– Истинно, Лев Александрович, Троянская война, – отвечала с улыбкой государыня. – Сегодня я две войны выдержала: раньше мое нападение на старую крепость с позором для меня отбил мой фельдмаршал, сердитый герой Кагула, сказав, не мое-де дело, а его брать города, а теперь разбил меня наголову Захар.
– За что так, государыня?
– Да вон за старые туфли да за капот.
Захар с торжественной серьезностью подошел к Нарышкину, показывая ему туфли и капот.
– Сами посудите, Лев Александрович, – торопливо заговорил он, – русская царица, которой никакие заморские короли и императоры в подметки не годятся, ходит вот в эдаких драптях, полюбуйтесь! Все истоптаны, а старым стац-дамам, которым только о смертном часе помышлять осталось, дарит тысячные парчи! На что это похоже?
– Ну, молоденьким куда бы ни шло, а старухам… ты прав, Захар Константинович, – с важностью скомороха проговорил Левушка.
– Видите! Видите! – обрадовался упрямец. – Я это знал… Я знаю, что никто не любит так свою государыню, никто так не предан ей, как вы…
– Правда, правда, Захар Константинович: я да ты… Мы с тобой самые верные слуги нашей великой государыни, только городов, брат, брать не умеем, как Румянцевы да Потемкины… Зато мы с тобой охраняем как верные псы спокойствие и здравие нашей мудрой повелительницы, милостивой матери всего русского народа… А ее спокойствие и драгоценное здравие дороже для России всех городов и своих и завоеванных… Правда, Захар Константинович?
– Правда! Правда! Святое вы слово сказали! – умилился Захар.
– Ах, Левушка! Ты всегда меня баловал и ты, Захарушка! – с глубоким чувством проговорила растроганная императрица.
Нарышкин и Захар упали на колени и целовали ее руки. Марья Саввишна стояла недовольная, насупившись.
– А я точно не берегу ее, – ворчала она себе под нос. – Я что, я – баба!.. А они мужчины… теперь Захарка, поди, нос подымет выше колокольни Ивана Великого.
«Что же туфли и капот?» – спросит читатель.
Захар победил: туфли и капот велено Марье Саввишне убрать с глаз долой, и «дворские девки остались с носом», как выразился Захар-победитель.
Глава вторая. Кто же этот «человечек»?
На другой день утром после «усмирения взбунтовавшегося Захара» Храповицкий явился к государыне с докладом и в числе прочих бумаг представил императрице корректурный лист «манифеста о дуэлях».
Манифест этот Екатерина решилась издать по следующему случаю.