Да, наверняка, хозяина письма я уже пристрелил. Нацисты ведь тоже люди, хоть и самые мерзкие из всех возможных. У них есть семьи и привязанности. Возможно, этот Вилли лежит в первом коридоре и ждет, когда же за ним явится Сатана, чтобы прогреть его ледяную душу в адском котле.
Я вышел из казармы, погасил за собой свет и торопливо двинулся в неизведанную часть коридора.
Что-то подсказывало, что философствовать и жалеть врагов теперь мне будет некогда.
Впереди, над головой, нависал мостик. Вдоль каменных стен были развешаны кровавые полотнища с черным пауком в середине. Мне казалось, что свастика — это не только украденный и извращенный идеологами Туле сакральный знак, но символ надзора над человечеством.
Да, нацисты плетут сеть. Всемирную. Они создают здесь иную реальность. Может быть, они заселят потом созданные иллюзорные вселенные рогатыми монстрами. И тот, иной мир, будет контролировать проклятый тарантул, который прикидывается сейчас свастикой.
Вот только как остановить жиреющего от нашей крови паука и порвать его липкие тенеты?
— Внимание! Пленники сбежали! Тревога! Тревога!!! — голос, усиленный рупором, пошел гулять в гулких переходах.
Противно взвыла сигнализация.
Вот и началось настоящее веселье!
Эсесовцы больше не кричали свое коронное: «Кто там?» Они сосредоточенно сопели, гремя сапогами где-то наверху.
Теперь таиться не было никакого смысла. Можно рвануться вперед, прорубая себе проход бесконечными автоматными трелями, поливая свинцом налево и направо.
Вот только в голове крутилась картинка, что так я уже делал. И меня растеряли в упор, как бешеного зверя. Я не успел сразить даже чертовой дюжины, а уже лежал на полу с широко раскрытыми глазами и фляга с магической жидкостью, сжатая в руке, так и не достигшая рта, была продырявлена вражеской пулей. И волшебный коньяк по капле убегал из нее.
Конечно, в реальности такого не было. И это было не дежавю, как в комнате с котом, отнюдь. Я просто слишком живо представил себе этот вероятный исход безумного штурма.
На мостике уже появились фрицы. Они прятались за дубовые перекладины и начали палить по мне сверху вниз. Прорываться сейчас — безумие! Лишь бы мне в тыл не зашли, ведь у них, точно, еще имеются потайные ходы и тайники.
Я отбежал назад, к развилке коридора, упал за угол стены и снял со спины свою снайперскую винтовку. Что ж, врагов надо бить их же оружием. Это правильно.
С насадкой пришлось повозиться: не сразу сообразил, как ее надеть. Полозья для нее были скрыты крышкой, видимо от загрязнения. Да, немцы очень практичны и чистоплотны. В этом им не откажешь.
Оптический прицел помог увидеть автоматчиков на мосту. Выстрел. Второй.
Оба нациста остались лежать наверху. Один немец выронил автомат, и оружие рухнуло вниз, шмякнувшись об пол. Теперь проход свободен!
Я вскочил, закинул винтовку за спину, сжал в руках «Шмайссер», и помчался вперед, пока на мост не высыпало подкрепление.
Шагах в пяти за мостом, вверх вела лестница, я взбежал по ней и увидел «снятых» фрицев.
Мост соединял новые коридоры. У меня похолодело внутри: да это же настоящие лабиринты! И в конце меня, похоже, поджидает минотавр. Почему нет? Ведь рогатые офицеры у них есть!
Я остановился на мосту и покачался на носках: «Куда теперь?»
Слева от меня, у арочного проема входа в коридоры, стояли заколоченные ящики. Думать о том, что внутри — не хотелось.
Справа мост кончался развилкой — два широких тоннеля уводили в неизвестность.
Я свернул влево, в одиночный арочный проход.
Привлеченный шумом моих шагов навстречу выскочил долговязый нацист в белом халате. Казалось, оружия при нем не было, но он молниеносно выхватил из широкого накладного кармана «Вальтер» и пальнул в меня. Такие бы «лопухи» оружие в руки не брали! А уж назвался груздем, полезай в кузов! Я всадил врагу в грудь короткую очередь. Фашист упал. Его круглые очки в тонкой черной оправе сорвались с носа и разбились.
Может быть, он, действительно, ученый? И не понимает, что твориться вокруг?
Он еще был жив, но кровь хлестала из груди. Долго ему не продержаться. Если сейчас — на операционный стол, то шанс у него был, а так…
— Герр партизан, — прошептал вдруг нацист, — я уже не жилец, но не хочу, чтобы это досталось эсесовцам… — и он достал из другого кармана жестяную коробочку.
— Что это? Яд, чтобы я не мучился, если меня схватят ваши? — усмехнулся я, но подарок у врага принял. Правда, не убрал пальца с курка, опасаясь неприятных сюрпризов.
— Они такие же мои, как и ваши.
— Неужели? — я открыл коробочку. Там был белый порошок.
— Nie odbędą się![10]
— торжественно сказал умирающий.— Так вы поляк? — я мог бы и не удивляться.
Немцы обдирают покоренные страны дочиста, они выкачивали картины, золото, интеллект и рабочую силу. Ясно же, что ученый живет в концлагере неподалеку и его возят сюда каждое утро на работу.
— Потерпи… — я засуетился, доставая фляжку с целительным бальзамом. — Что ж ты сразу палить начал?