Шелест скользящих по лестнице бойцов приближался. Можно расстрелять их, но не факт, что в этом сером полумраке я попаду во врагов. А если и собью одного, другого, то будет еще хуже: трупы-то падут на меня. А такая туша, да еще летящая с высоты — совсем не подарок!
И тут под ладонями дрогнули стены. Я верил, я знал, что тут непременно есть тайный коридор!
Дверь на этот раз открылась бесшумно. Блок стены отъехал в сторону, образуя проход.
Я шагнул в эту нишу и замер.
Слышно было, как первый нацист спрыгнул на дно колодца. Я открыл огонь. Приземлившийся согнулся и рухнул там, где стоял. Теперь можно расстреливать и тех, кто на верху — от падения мертвецов меня надежно прикрывала ниша.
Немцы сыпались сверху, как переспелые яблоки. Я опустошил «магазин», полез в вещмешок и с ужасом осознал, что запас патронов иссяк. Я уже хотел шагнуть к мертвецам, чтобы отобрать автоматы, но сверху раздался дебильный крик: «Обономат!» Вопль подхватил другой эсесовец: «Сопромат!»
Я не был уверен, что это немецкий язык. Это была все та же колдовская терминология, которая слышалась мне, когда я терял сознание и видел галлюцинации.
Неужели нечисть может приходить не только во снах?
Я понял, что сейчас произойдет и метнулся вглубь ниши, рванул на себя дубовую дверь и оказался в освещенном синем коридоре. Такой отделки в этом замке я еще не видел. Плитка стен светилась изнутри, что казалось невероятным. Я слышал тихий шелест лопастей вентилятора: воздух здесь был чистым, лесным. У меня даже дух захватило.
Едва я захлопнул за собой дверь, как позади меня все сотряслось от взрыва. С потолка посыпалась штукатурка.
В колодце, из которого я только что выскочил, громыхнуло снова и снова. Видимо, преследователи сменили тактику и, ожесточенные потерей своих бойцов глушили меня, как рыбу в озере. Они не могли не понимать, что меня уже должно было разорвать на части. Даже интересно, почему их офицеры изменили приказ? Вдруг на них самих что-то напало и им приходится в спешке отступать, вот и не хочется оставлять меня в живых?
В любом случае, как бы там ни было — назад пути нет.
После третьего взрыва в колодце, от которого меня надежно защищала дубовая дверь, в глубине синего коридора, где-то за поворотом, взревел охранник: «Кто?»
«Конь в пальто!» — подумал я, доставая из сапога армейский нож. Бежать от часового, подставляя ему спину — верная смерть. Выскочить из-за угла первым с кинжалом — безумие, но мое преимущество будет в неожиданности.
И я помчался по коридору к повороту. Тем более там был оборудован противопожарный щит. Я видел совковую лопату, огнетушитель, ящик с песком. Только бы добежать первым!
Мы приблизились к разделявшему нас углу одновременно:
— Стой! Стрелять буду! — крикнул солдат в полевой форме вермахта.
Именно эта секундная заминка и спасла мне жизнь. Я кинулся немцу под ноги, сбивая его, роняя на себя. Ошеломленный солдат ничего не понял.
Автоматная трель немца вспорола кафель, раскрошила несколько плиток, что с грохотом упали вниз. Я ударил ножом врагу в живот. Фашист ойкнул, обмяк, но автомат продолжал дырявить стену. Сбросив с себя мертвеца, я вскочил, сорвал со щитка лопату и — вовремя.
Из-за угла выскочил еще один немец с перекошенным от злости красным лицом:
— Ах ты, с-с-соплежуй! — вскрикнул фриц и пальнул в меня из пистолетика. Автомата у врага не оказалось.
Конечно, убойная сила «Вальтера» на близком расстоянии смертельна, если у стрелка руки из правильного места растут. На мое счастье этот немец оказался тем еще снайпером: он попал в люстру, сбил ее, и за моей спиной раздался грохот битого стекла.
Я с размаха удалил врага лопатой по лицу. Увернуться он не успел. Блямс! — и передо мной стоял фриц со свернутым влево носом. Он так мило улыбался, как будто был вечным постояльцем сумасшедшего дома. Убивать его стало жалко, и я лишь оглушил его черенком по затылку.
«Ох-хо-хо!» — сказал фашист. Видимо, его все же настигло временное помутнение в мозгу, потому что он вдруг неожиданно добавил: «Пусть медуза выпьет весь ром в твоем желудке!»[17]
Я размахнулся, чтобы еще раз припечатать этому разговорчивому «снайперу», как он сам рухнул вниз и безвольно растекся по полу.
В автомате убитого осталось восемь патронов, в пистолете — семь. Да, много не навоюешь!
Я сунул «Вальтер» за ремень, сжал «Шмайссер» и решил проверить, что сторожили здесь люди, даже не принадлежавшие к эсесовцам. Наверняка, это технари или просто обслуживающий персонал, а, значит, есть шанс, что рядом — выход для выноса мусора, например.
Свернув за угол, из-за которого выскочили немцы, я с удивлением обнаружил мозаичную свастику на стене. Вот только у нее были не четыре паучьих лапы, а целых двенадцать. Это было что-то новенькое. Что-то, определенно связанное с мистикой. И где-то я этот крест уже видел.
Я простучал стены вокруг ваз и мозаики — звук везде был одинаково глухим. Не было здесь ни тайников, ни скрытых тоннелей.