Вельтаншаунг. Уровень первый

И тут над головой просвистели пули. Я поднял голову и увидел сразу двоих с автоматами. На сей раз, словно услышав мои мысли, эсесовцы явились группой, и бесшумно, не выкрикивая всякие глупости, выдавая тем самым свое приближение.

Как я, вообще, мог предположить, что замок охраняют недоделанные солдаты-роботы с одной извилиной в мозгу? Нет, это не воскресшие мертвецы, не зомби, поднятые из тесных могилок обрядами таинственного вуду!

Наверное, я схватил дозу облучения во время десантирования. И здесь, в темницах, точно, распыляют газы, отравляющие сознание, заставляющие галлюцинировать.

Немцы любят яды. У каждого эсесовца в воротнике зашита капсула с цианистым калием. Здесь, точно, какой-то газ. Только фашистам привили сыворотку-антидот, а я оказался в роли добровольной лабораторной крысы.

Черт! А ведь похоже на то!

Когда профессор исчез, оставив меня одного, я мог бы догадаться, что все это — иллюзия!

Следующая пуля пробила мне череп.

Начищенные сапоги остановились возле моих глаз.

ПЕРЕЗАГРУЗКА

Сапоги на уровне глаз. Они блестят, точно их начистили секунду назад.

Я чувствую боль. Затылок и шея немеют. Пошевелиться не могу. Язык не ворочается. Неужели меня разбил паралич? Лучше смерть, чем такая жизнь!

Я закрываю глаза. Пусть думают, что я мертв.

Сейчас явятся стервятники и утащат меня в крематорий или в братскую могилу. Недолго осталось мучиться. Лишь бы им не пришло в голову проверить мой пульс. Чокнутая немецкая профессура экспериментирует лишь со здоровым населением. Хочется верить, что смерть не заставит себя долго ждать…

И тут пришли голоса. Наверное, это уже агония.

Но, возможно, это демоны явились за мной, чтобы утащить в пекло. Я убивал, мне не светит райская жизнь.

Нет, не верю я в чертей. Но понимаю, что генетическим путем можно вывести Пана или другую вполне материальную мифическую тварь. Похоже, немцы здесь именно этим и занимаются. Спиленные рожки у убитого мной офицера в белом кителе чего только стоят! Расскажи кому — засмеют!

Вот только голоса демонов шпарят по-русски.

Что ж, видать не только Германия продала свою душу Дьяволу. Любая революция — детище Люцифера. Это немного обидно, но — правда.

Я служу своей стране. Рано или поздно, но фашизм будет повержен. Сгинет и социализм. Останутся страны и народы. Люди. Я на их стороне.

Наверное, буржуи попытаются создать единое мировое государство и упразднят национальность, разрушат институт семьи. Но, у них на пути будем стоять мы. Всегда!

Вот только разговоры демонов мне не ясны. Они словно прорвались через инфернальную занавесь. Они точно из будущего или с Марса.

— Что, тебя уже кильнули? — говорят они задорно, как мальчишки лет тринадцати.

— Бинго! Эпик фэйл в самом начале! — слышны раздражение и обида.

— Надо было хилку заюзать! — этот мальчишка словно бы постарше, у него ломается голос.

— А как хилять-то? Ни аптечки, ни нычки. Меня, что, теперь выкинут на спавн? Я ведь не сохранился.

Хочется открыть глаза и посмотреть в змеиные зрачки демонов. Сон разума порождает чудовищ. Может быть, сейчас, в момент смерти, вместе с душой от тела отделяются все мои скрытые страхи. И это именно мы, люди, таким образом, порождаем сонмы страшилищ?

Хочется посмотреть на рептилоидов, что прикидываются сейчас детьми. Но не могу. Страшно. Я боюсь понять нечто такое, что навсегда сокрушит мою веру в справедливость. А так, ничего не зная, я смогу продолжить свою борьбу, если она, конечно, есть, реинкарнация, в которую верят индусы.

Голоса не стихают:

— Ты ни на шаг не продвинулся, начинай с начала, чтобы запас «ХП» был. Глупо сейчас терять жизнь.

— Ни фига! Так даже интересней! — раздражение перетекает в азарт.

— Ну, дело твое, конечно, — басит собеседник, — но ты хотя б армор выставь повыше.

— Не-а! Я и так пройду. Ты ведь сам в «Soul Knight» с «Винтажной Снежной лисой» на боссов кидаешься, хотя она подходит лишь для зачистки данжа.

— Забьемся, что не пройдешь с остатком ХП?

— А легко! Спорим. На что?

— На «пятихатку».

— Не, много. Где ж я возьму, если продуюсь?

— Да пофиг! Давай тогда на интерес. Проигравший отдает свой самый лучший нарисованный скин в «Майне».

— Блин, а жаба-то давит.

— Но ты же веришь в свою победу! — басящий хохот срывается в фальцет и обрывается.

— Ладно, согласен.

— Мишка, разбей! — старшенький прочистил горло и обратился к кому-то третьему.

Сколько же голосов в моей голове? Имя им — легион? И, похоже, ад следует за ними!

А, может, пуля задела мозг, но не убила? И теперь я лежу, привязанный к кровати в психиатрической лечебнице? И немцы следят за мной, потому что их интересует, как долго может прожить солдат, раненный на всю голову.

Я открываю глаза.

Я — в нигде. Больше нет темниц и потайных комнат загадочного немецкого замка. Нет ни стен, ни пола, ни потолка.

Впрочем, нет ни земли, ни воздуха.

Только живая, клубящаяся, как наплывающий утренний туман — пустота. И в ней, точно в грозовой туче, мелькают нити зарождающихся молний.

Вот только эти всполохи ядовито-зеленого цвета. Они ныряют, точно змеи, они клубятся и множатся. Но их чешуя — это мелькающие столбцы цифр.