— Мой султан! — ответил тот. — Разве не говорили, что татары и другие воины много добра насобирали и пользы от них не будет, что гяуров нашла тьма и что разумнее всего было бы вытащить пушки из окопов и отъехать с честью? Дошло до того, что слова мои сбываются, а другие остались тоже (только) из-за своих трофеев!
— Хорошо! Не будем обсуждать это теперь, оставим это на потом! — ответил пресветлейший сердар на его слова. Сказал только: — Хорошо!
И ничего больше не говорил, а только занялся неприятелем»{78}
.Обмен мнениями, вероятно, имел более острый характер, чем это описал турецкий хронист, потому что вскоре вся татарская орда ретировалась с поля битвы и ушла в сторону Венгрии, оставив турок на произвол судьбы. Так конфликт между пытающимися вернуть независимость татарами и Портой, а также личный антагонизм между ханом и визирем привели к уходу татар с поля боя в самый решающий момент. Остался только султан Хаджи-Гирей с отрядом в 500—600 человек.
Татарский хронист Мехмед-Гирей объясняет уход татар тем, что после роспуска передовых татарских отрядов, действовавших вокруг Вены, они набрали столько трофеев, золота, серебра и других ценностей, сколько еще никогда не брали за всю историю Крыма. Поэтому «убогие обогатились и вола резали для кожи на один ремень», а «солдаты, наевшись досыта, становились похожими на беременных женщин» и думали только о возвращении домой с добычей, а не о сражении с врагом.
После ухода татар, когда пехота уже овладела выходами на равнину, польская кавалерия около 16.00 заняла исходные позиции для атаки на горах и возвышенностях от Галлицинберга до Шафберга.
Тем временем, после длительной паузы в сражении, «in circa (около) третьей началась сильная заварушка на левом крыле (фактически в центре. —
Теперь снова в наступление перешло левое крыло союзнических войск. Австрийцы и саксонцы перешли поток Кротенбах и взяли населенный пункт Дёблинг, после чего продолжили атаку в направлении Веринга и Вайнхауза. Около 17.00 союзники развернули свои войска в широкий полукруг по всей равнине, прилегающей к Вене. Левое крыло растянулось от рукава Дуная до Вайнхауза. В центре на исходные позиции выходила сильная группа имперской и немецкой кавалерии. На правом крыле около населенного пункта Пёцлайнсдорф развернулась группа кавалерии Сенявского, дальше за нею, правее у Дорнбаха, — центральная группа с королем во главе, а на краю, на вершине Галлицинберг, — конница и драгуны гетмана Яблоновского.
«Гяуры дошли до деревянной крепости за горой (Нусберг) и оттуда выслали свое закованное в железо и сверкающее разными оттенками голубого, установленное в боевом порядке пешее и конное войско, которое (покрыло эту) возвышенность, словно черная туча. Одно их крыло заканчивалось у Дуная, напротив валахов и молдаван, а второе крыло покрывало горы и низину аж до последних татарских позиций. Вот в таком порядке, в виде рогов быка, сплывали они — будто черная смола, которая уничтожает и палит все, что встретит на своей дороге, с гнусным намерением окружить мусульманских гази», — писал о наступлении союзников Силахдар-Мехмед-ага.
Собеский намеревался нанести решающий удар лишь на второй день битвы, но изменил свое решение, когда увидел, что ситуация складывается чрезвычайно хорошо. У турецкого войска явно упал дух, а союзники, воодушевленные успехами, просто рвались в бой. Король начал опасаться, как бы Кара-Мустафа не перегруппировал ночью свои силы или отвел их за реку Вену, лишив союзников плодов их успеха. Поэтому он решил нанести удар еще в тот же день и сразу решить исход битвы. Атаку он намеревался провести не только польскими силами, но и специально для этой цели сформированной группой швабской конницы, стоявшей в центре. Герцог Лотарингский должен был в это время продолжать наступление вдоль рукава Дуная, чтобы пробиться к Вене и уничтожить отрезанную поляками турецкую армию. После недолгого совета с имперским главнокомандующим король отдал приказ к общей атаке.
Чтобы убедиться в возможности нанесения удара в незнакомой местности, он вначале поднял в атаку гусарскую хоругвь коронного стражника Михала Зброжка, а за ним несколько других хоругвей, гусарских и панцирных. Вот атака польских сил, увиденная глазами Джебеджи-Хасан-Эсири: