Вэндал

– Просто я думал, что значу для тебя больше всего этого, – он выкидывает бумагу на воздух и смотрит в другую сторону, качая головой и сжимая кулаки. Ему не все равно. Для него это не просто игра, и это пугает его до чертиков.

Я осторожно кладу руки ему на ноги и подготавливаю себя. Я должна быть с ним предельно честна. Мне ненавистно видеть то, как он зол и расстроен.

– Вэндал, пожалуйста. Я влюбилась в тебя…

Он смотрит на меня, будто бы я вылила кислоту на него, его лицо исказилось недоверием и болью.

– Не смей говорить мне подобное.

– Почему? Это правда.

Он уставился на меня. Его взгляд холоден и темен.

– Ты не хочешь любить меня, Таби. И ты, определенно, не захочешь, чтобы я полюбил тебя. Поверь мне, – он шепчет. – Любовь в этом случае не имеет значения.

Мое сердце разбивается.

– Ты лжешь, – говорю я, и слезы текут по моему лицу. – Я уверена, ты любишь меня.

– Ты бредишь.

Я вздрагиваю от его слов.

– Зачем ты это делаешь?

– Потому что, блядь, это тот, кто я есть.

– Нет, – я рыдаю. – Это не так. Это тот, за кого ты себя выдаешь. Если ты не любишь меня, почему тебя волнует Джейсон? Ты бы не ревновал, если бы тебе было все равно.

Он смеется надо мной.

– Ревную? Я не ревную, просто не хочу, чтобы какие-то мудаки касались того, что принадлежит мне.

Я чуть не падаю назад на свою задницу.

– Тебе? Я не принадлежу тебе.

– Думаю, ты так ничего и не поняла.

Я качаю головой, разуверившись в нем, крупные слезы текут по моим щекам.

– Да, полагаю, ты прав.

Вставая, я натягиваю обратно подол платья, пытаясь прикрыть себя, и сбрасываю

дурацкие туфли.

– Мы не закончили, – говорит он, наклоняясь вперед.

– Нет, закончили, – я разворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за талию, притягивая к себе на колени, и придавливает спиной к своей мускулистой груди. Его рука обвивается вокруг моей талии для того, чтобы я не могла встать.

– Отпусти, – я пытаюсь убрать его руки, но он не двигается с места.

– Нет, пока ты не перестанешь реветь и не наденешь туфли.

Я выдыхаю и утираю слезы, размазывая черную подводку, которую я так старательно наносила часом ранее.

– Раньше ты утирал мне слезы, – говорю я с разбитым сердцем.

Он упирается лбом мне в спину.

– Я забрал бы все твои слезы себе, если мог бы. Поверь мне.

Все еще с рукой, обернутой вокруг моей талии, он наклоняется и берет одну из туфель.

– Давай сюда ногу.

– Нет. Иди в ад.

– Для меня это ничего не значит, Табита. Вся моя жизнь в аду.

– Не хочу! – говорю я по-детски.

– Знаешь, что я делаю во время езды? – спрашивает он. – Думаю. Наверное, езда - это мой единственный способ очистить голову достаточно для того, чтобы подумать. Иногда я думаю о музыке, записывая в голове. Иногда думаю о дочери и пытаюсь вспомнить её улыбку. А иногда, например, сегодня, я думал о том, что могу сделать с тобой.

Возможно, для него я просто игрушка, а я приняла заботу и любовь за что-то другое. Может, я пытаюсь заменить свое горе похотью, и он прав, что любовь не имеет ко всему этому никакого отношения.

Является ли каждое наше прикосновение, каждое слово, каждый знак привязанности лишь частью игры, правил которой я не понимаю? Закрыв глаза, тем самым сдерживая слезы, я отказываюсь принять это. Я не могу принять это. Знаю, что люблю его, в этом я точно уверена. Хочу, чтобы он был счастлив. Ненавижу его боль. Я хочу быть той, кто покажет ему, что его жизнь может быть счастливой и что он может иметь отношения с женщиной, которой не требуется быть связанной, чтобы удовлетворять его чувство контроля и прикрывать его страх быть покинутым. Для меня это больше не каприз.

– Когда я читал утром вашу переписку с Джейсоном, это чертовски разозлило меня. Я решил, что сегодня мне нужно быть другим с тобой, чтобы показать, какую боль ты мне причинила, и чтобы я больше никогда не увидел подобных слов, – продолжает он, рассматривая туфлю в руке. – Ты же понимаешь, что для платья и таких туфель есть причина? Весь день я размышлял, как бы мне наказать тебя, и как сильно я собираюсь этим насладиться, – он поднимает мою ногу и надевает на нее туфлю. – Тебе ведь тоже это нравится, правда?

Я ничего не говорю, но его слова очень сильно влияют на меня, будят во мне что-то темное и развратное. Я хочу знать, что он мечтает проделать со мной, и дрожу, думая об оргазмах, которые он для меня припас. Сопротивляюсь и удерживаю босую ногу на полу, зная, что это лишь еще больше воспламенит его. Знаю, что, наверное, не стоит этого делать, но мне нравится дразнить его и провоцировать, так как его непредсказуемость заводит меня, а киска начинает пульсировать.

– Теперь надень другую, – он держит вторую туфлю и нежно надевает ее на мою ногу.

– В них очень трудно ходить, – говорю я, всхлипывая.

Он откидывает мои волосы в сторону и целует обнаженную шею.

– Тебе не нужно будет ходить, – он шепчет мне на ухо. – Думаю, тебе необходимо преподать небольшой урок, – он лезет в карман, и я слышу звон чего-то металлического.

– Дай мне свои руки, Табита.

Я завожу руки за спину и чувствую, как он оборачивает запястья тонкой металлической цепью. Никаких шелковых лент сегодня.

– Поднимись.