Вендиго

Сразу забыв про пугающую дрожь ив в этом сонном безветрии, про гул гонга над головой, про все на свете, я ждал ответа, хотя заранее его боялся.

Свид наклонился ближе к огню, и неуловимо изменившееся выражение его лица заставило меня отвести взгляд.

– Всю свою жизнь. – вполголоса произнес он, – я, сам не знаю почему, явственно ощущал, что есть какое-то иное пространство, иной мир, не такой уж далекий, строго говоря, но совершенно несхожий с нашим; там происходят вещи невероятно значительные, там устрашающе огромные существа устремляются навстречу великим откровениям, в сравнении с которыми все наши земные проблемы – расцвет и падение государств, судьбы империй, гибель армий и континентов – поистине ничто, горстка праха; под великими откровениями я разумею общение с душами или хотя бы с их воплощениями…

– А знаешь, давай… – перебил я, чтобы заставить его замолчать: мне показалось, что мой приятель бредит.

Однако остановить Свида было уже невозможно – речь его лилась страстно, напористо, неудержимо…

– Ты считаешь, что это духи стихий, а я – что древние божества. Однако теперь я точно знаю, что это – ни то ни другое. Духи стихий и божества все же хоть как-то доступны нашему разумению, поскольку связаны с людьми самим фактом верования или обрядом жертвоприношения. Но те потусторонние сущности, которые нас сейчас окружают, не имеют ничего общего с человеком – лишь по какой-то роковой случайности их мир вошел во взаимодействие с нашим.

И пусть это была только гипотеза, однако, столь убедительно выраженная, она повергла меня в ужас, который только усиливали царящий вокруг кромешный мрак, тишина и наше полное одиночество…

– И что ты предлагаешь? – дрожащим голосом спросил я.

– Нужно совершить нечто вроде жертвоприношения. Жертва могла бы отвлечь их, а мы тем временем убрались бы отсюда. Это как с волками: чтобы спастись, им отдают собаку, пока они ее пожирают, сани несутся дальше. Но… но где взять жертву, видимо, другого выхода нет… – Глаза Свида как-то странно блеснули. – Все дело в ивах, конечно. Они прячут их… ну, тех, кто охотится за нами. Надо держать себя в руках, полностью контролируя свои эмоции; стоит только нашему страху прорваться наружу – и мы пропали, окончательно пропали… – Взгляд моего приятеля был сейчас настолько искренним и спокойным, что я отбросил всякие сомнения относительно его психического состояния. – Только бы эту ночь продержаться, – добавил он, – а завтра с утра пораньше отчалим отсюда, пока нас не заметили, точнее сказать, не вычислили…

– Ты действительно думаешь, что жертва помогла бы нам…

Едва я это произнес, гул гонга, словно хищная птица, ринулся вниз и теперь нудно зудел у самых наших макушек, но замолчать меня заставил не он, а перекошенное лицо моего друга.

– Ш-ш-ш! – зашипел он, вскинув руку. – Лучше их вообще не упоминать. И никаких конкретных названий. Назвать – значит выдать себя, это обязательно наведет их на след; на них нельзя обращать внимание, тогда они, возможно, не заметят нас. Это наш единственный шанс.

– Даже в мыслях не называть?

На лице Свида отразилась мучительная тревога.

– Особенно в мыслях. Наши мысли проникают в их мир в виде неких турбулентных вихрей. Мы должны изгнать эти сущности из своего сознания. Во что бы то ни стало.

Я снова сгреб в кучу головешки, чтобы огонь хоть немного теплился, своим слабым светом разгоняя коварную, настороженно затаившуюся тьму. Никогда еще я так сильно не тосковал по солнцу, как в ту кошмарную, непроглядно-черную летнюю ночь.

– Где тебя носило прошлую ночь? – спросил вдруг Свид.

– Плохо спалось на рассвете, – уклончиво ответил я, памятуя о его наставлениях, которые показались мне весьма полезными. – Наверное, из-за ветра, который…

– Если ты о тех звуках, то ветер тут ни при чем.

– Значит, ты тоже их слышал?

– Ну да, будто по палатке бегало множество маленьких ног… – И, помешкав, добавил: – Было кое-что еще…

– Будто на палатку кто-то улегся, кто-то огромный и очень тяжелый, так? – (Он кивнул.) – И сразу стало труднее дышать, что-то похожее на удушье.

– Ну да, примерно такое ощущение. Как будто резко возросло атмосферное давление; казалось, нас вот-вот раздавит.

– А это? – продолжал я, решив разом выяснить все, и молча ткнул пальцем вверх, где с легким завыванием, точно передразнивая ветер, заунывно гудел невидимый гонг. – Что ты на это скажешь?

– Это их голоса, – мрачно прошептал Свид. – Звуки их мира, их владений. Завеса, нас разделяющая, так тонка, что сквозь нее просачивается это гудение. Но если хорошенько прислушаться, оно над нами и вокруг нас гораздо слабее, чем в ивняках. Здешние ивы, воплощение враждебных нам сил, тоже издают звуки, похожие на этот потусторонний гул.

Я не очень-то понял, что он имеет в виду, но, в принципе, наши мысли совпадали. Я воспринимал ситуацию примерно так же, только не столь основательно ее проанализировал. Мне даже захотелось рассказать про тех привидевшихся мне великанов и про «ползучие» кусты, но в этот миг он наклонился к самому моему уху и деловито зашептал: