Как нам уже известно, у Фогга часов не было, он избавился от них в Бунделькханде. Верн ничего не знал о происшествии во дворце раджи, и на этот раз он не упомянул о том, что у Фогга были часы. Почему у этого джентльмена, подчинявшего свою жизнь строгому распорядку, не было часов, Верн не объяснил.
Фикс оставался в своей каюте до двадцать третьего, когда понял, что должен выйти наружу иначе сойдет с ума. Прогуливаясь по верхней палубе, он столкнулся с Паспарту. Точнее, столкнулся с кулаками слуги, который, кажется, был в ярости. Паспарту в самом деле ужасно злился на Фикса за его подлую проделку. Впрочем, даже если бы он и не испытывал этого чувства, ему пришлось бы притвориться. Ведь этого требовала та роль, которую он играл. А если бы Паспарту узнал, что Фикс на самом деле был капеллеанином, то, избивая его, получил бы дополнительное удовольствие.
Фикс пытался защититься, но вскоре понял, что француз намного лучше владел приемами бокса. Лежа на палубе, он спросил:
– Вы закончили?
– Пока что да, – ответил Паспарту.
– В таком случае, мне нужно с вами поговорить.
– Но я…
– Это в интересах вашего господина.
Они сели поодаль от пассажиров, которые восприняли их стычку с большим энтузиазмом – некоторые даже делали ставки на исход поединка.
– Вы меня поколотили, – сказал Фикс. – Хорошо. Я ожидал этого. А теперь слушайте. До этого момента я был противником мистера Фогга. Но теперь я на его стороне.
– Ага! Вы убедились, что он честный человек!
«Что, черт возьми, он на этот раз замышляет?» – подумал Паспарту.
– Нет, – холодно ответил Фикс. – Я считаю его жуликом.
И он начала рассказывать Паспарту свой план, как помочь Фоггу выиграть пари. Однако Фикс поступал так лишь для того, чтобы вернуть Фогга на английскую землю. А дальше пусть уж закон решает, виновен Фогг или нет.
– Так мы теперь друзья? – спросил Фикс.
– Нет, – ответил Паспарту. – Союзники – пожалуй. Но если вы предпримете хотя бы малейшую попытку предать нас, я сверну вам шею.
Разумеется, в словах Паспарту был заключен двойной смысл.
Верн пишет, что через одиннадцать дней третьего декабря корабль вошел в пролив Золотых Ворот. Мистер Фогг не выиграл, но и не потерял ни одного дня.
Это было действительно так, однако Верн не знал, что происходило в следующие несколько дней после того, как Фикса поколотили на палубе.
И хотя нам точно не известно, чем занимались Фикс и сероглазый человек в то время, когда они находились вне поля зрения Паспарту и Фогга, мы можем восстановить их деятельность из другой записной книжки Фогга.
Однажды утром Паспарту пробудился от тревожного сна, услышав звон часов около уха. Он какое-то время слушал его, а когда убедился, что звуковые сигналы не воспроизводили известный ему код, быстро оделся и вышел из каюты. Паспарту не заметил фигуру, стоящую примерно в пятидесяти футах от него в тени одной из больших спасательных шлюпок на шлюпбалке.
Немо дежурил в ту ночь, поскольку Фикс лежал в постели с диареей и лихорадкой. Ему совсем не нравился такой ход событий, поскольку он вызывал серьезные затруднения, а кроме того наглядно показывал, что Природа все-таки сильнее его. Фогг или его спутники не должны были заметить Немо, поэтому он не мог покидать каюту с восходом солнца. Разумеется, Немо использовал маскировку. Борода была фальшивой, и Немо в любой момент мог заменить ее на такие же фальшивые усы. Парик придавал ему сходство с человеком преклонных лет, и с помощью грима он сделал себе нос-картошку. Чтобы уменьшить пространство между глазами, он использовал стеклянные глаза, к которым прикреплялись искусственные веки, и искусственную кожу того же цвета, что и его настоящая. Стеклянные глаза представляли собой тонкие скорлупки с синими зрачками. Стекло было односторонним, капеллеане и эриданеане позаимствовали эту технологию от Старейшин, вместе с другими изобретениями, намного превосходящими все, что создала земная наука. Он мог вставить эти устройства в свои глазницы, и, тем самым, зрительно уменьшить расстояние между глазами.
К сожалению, при этом обзор каждого глаза сокращался вполовину. Немо эти глаза не нравились, и он использовал их лишь в крайних случаях. Весь день он предпочитал оставаться у себя в каюте и выходил только ночью. Сейчас Немо как раз собирался раскурить сигару, когда увидел, что Паспарту выходит из своей каюты. Если бы дверь открылась на несколько секунд позже, то Паспарту заметил бы огонек его зажженной спички. Выругавшись (хотя на самом деле это было, своего рода, способом поблагодарить судьбу за то, что ему удалось остаться незамеченным), Немо убрал сигару в портсигар и вытащил из-за пояса револьвер кольт.