Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга

Паспарту, возможно, сожалел о том, что не смог осмотреть Манхэттен. В Нью-Йорке проживало миллион человек, во многом благодаря иммигрантам из Европы. На самом деле, это был по большей части грязный, серый, пьяный город с многочисленными трущобами, управляемый коррумпированными властями. Грабежи, убийства, потасовки и уличные беспорядки были здесь привычным делом. Путеводители предупреждали приезжих не гулять по ночам, разве что в самых благополучных районах, хорошо освещенных газовыми фонарями. Тем не менее, гости со средствами вполне могли получить удовольствие от посещения города. Паспарту хотелось бы проехать через недавно построенный Центральный парк, пускай его и окружали трущобы. Церковь Троицы была самым высоким зданием в городе, и пускай в Лондоне она не произвела бы особого впечатление, здесь же представляла разительный контраст с окружающими ее окрестностями. Паспарту наверняка захотел бы взглянуть на новые жилые кварталы с роскошными особняками, построенными из красно-коричневого песчаника, и деловые районы с их чугунными фасадами. Он мог бы сравнить проблемы, связанные с переизбытком транспорта в Нью-Йорке, с точно такими же в Лондоне. Мог бы поговорить с нью-йоркцами, узнав от них множество слухов про кубинских революционеров, занимавшихся контрабандой оружия, и про серьезную болезнь, поразившую лошадей. Паспарту, конечно же, обратил бы внимание на то, что только благодаря этому «лошадиному гриппу» летом улицы Манхэттена не так сильно пахли навозом, а в воздухе было меньше огромных слепней, а также смеси пыли, угольного дыма и частичек навоза, как в Лондоне.

Но ничему этому не суждено было осуществиться. К тому же мысли Паспарту занимала отнюдь не эта неряшливая экзотика Багдада-на-Гудзоне. Ведь мистер Фогг запер капитана Спиди в его собственной каюте.

Мистер Фогг понял, что Спиди ни при каких условиях не собирался менять курс и плыть в Ливерпуль, поэтому подкупил команду, чтобы она поддержала его. И теперь Спиди кричал из-за двери о мятеже в открытом море и о пиратстве, за которые была предусмотрела смертная казнь через повешение. Фогг выслушал его с обычной безмятежностью, после чего продолжил отдавать приказы с капитанского мостика. Именно здесь Верн говорит (прямым текстом), что так, как Фогг управлял кораблем, было ясно: когда-то он был моряком.

Что касается Фикса, то он боролся с растущим чувством восхищения, которое испытывал к Фоггу. А кроме того, ему было неясно, почему он не получил в Нью-Йорке никаких приказов относительно Фогга. Без сомнения, планы Немо изменились, но было бы неплохо узнать, что сейчас происходит. Возможно, один из членов экипажа являлся его соратником капеллеанином и собирался убить эриданеан, даже если ради этого пришлось бы взорвать судно? Фиксу не хотелось даже думать об этом, ведь исполнение такого плана обернулось бы гибелью и для него. По правде говоря, он чувствовал, что все сильнее переживал за исход пари. Фиксу приходилось даже напоминать себе, что у него не было никаких оснований поддерживать этого человека.

Шестнадцатого декабря «Генриетта» пересекла половину Атлантики. Они благополучно преодолели ньюфаундлендские туманы и пережили шторм. Но теперь старший механик сообщил Фоггу, что запас топлива заканчивался. Угля оставалось только на то, чтобы добраться до Ливерпуля под «малыми парами» на небольшой скорости. Ведь все это время котлы работали в полную силу.

Фогг задумался, после чего сказал механику поддерживать огонь и идти на всех парах до полного истощения запасов топлива. Восемнадцатого числа Фоггу сообщили, что в этот день топливо закончится.

Ближе к полудню Фогг послал за капитаном. Спиди ворвался на капитанский мостик с багровым от гнева лицом.

– Где мы? – закричал он.

– В семистах семидесяти милях от Ливерпуля, – спокойно ответил Фогг.

– Пират!

– Сэр, я приказал позвать вас…

– Мошенник!

– …чтобы предложить вам продать мне ваш корабль.

– Нет, тысяча чертей!

– В таком случае, мне придется его сжечь.

– Что? Сжечь «Генриетту»?

– По крайней мере, его верхнюю часть. Уголь заканчивается.

– Сжечь мой корабль? Корабль, который стоит пятьдесят тысяч долларов!

– Вот вам шестьдесят тысяч долларов, – сказал Фогг и протянул ему деньги.

Здесь Верн делает свою классическую ремарку: «Ни один американец не может остаться равнодушным при виде шестидесяти тысяч долларов».

Это верно, но в таком заявлении проглядывает национализм Верна. Мало кого из людей любой национальности – и тогда, и в наше время – не взволновала бы подобная сумма. Спиди сразу же забыл о своей ненависти. Деньги еще лучше, чем музыка, могут усмирить звериную ярость. Без сомнения, это была весьма удачная сделка.

– А железный корпус останется мне? – спросил он.

– И корпус, и машина. Я покупаю только дерево и другие пригодные для сжигания материалы.

Затем Фогг распорядился снять все находившиеся внутри сидения, кровати, рамы и прочую мебель и отправить их в топку.