Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга

Однако по дороге домой Фогг изменил свое решение и захотел сообщить Стюарту о том, что вернулся в дом номер семь. Капеллеане что-то замышляли; те девять ударов, похожие на бой часов, доказывали это. Сделав себе поблажку, он мог погубить весь свой народ, в том числе и самого себя.

Проезжая мимо телеграфной станции, он велел кэбмену остановиться. Быстро написал текст телеграммы, состоящей всего из одного слова, в котором было зашифровано его имя. Дав указание клерку, чтобы тот немедленно отправил к нему посыльного, как только придет ответ, он покинул станцию. Вскоре кэб остановился перед его домом. Однако Фогг не выходил несколько минут. Снаружи дом выглядел таким же, каким он его оставил. Свет, оставленный Паспарту, пробивался сквозь узкую щель между занавесками и подоконником. Фогг и Ауда тихо вошли в дом. Оба держали револьверы наготове. Фогг провез их контрабандой в Англию, пополнив свой список преступлений, в котором уже числилось пиратство. В ходе тщательного обыска каждой комнаты они не обнаружили ничего подозрительного.

Затем явился с провизией Паспарту. Он оставил сумки в кладовой и поспешил подняться наверх в свою комнату. Фогг не выключил рожок, решив, что это была обязанность его слуги. Паспарту протянул руку, чтобы погасить его, но рука вдруг замерла. Зачем гасить его теперь, когда он был нужен?

Паспарту спустился вниз и достал из почтового ящика письма. Увидев счет из газовой компании, он выпучил глаза. Чтобы расплатиться с этими долгами, ему придется работать задаром больше восьмидесяти дней. Фогг, хоть и был героем, но отличался строгими принципами и не стал бы брать на себя эти расходы.

Ночь тянулась невыносимо долго и мучительно. Ауда тщетно пыталась заснуть в своей комнате. Фогг сидел у себя в кресле и пытался разобраться со своим душевным состоянием. Действовал он осторожно, как электрик, которому без схемы приходится отыскивать причину неисправности в перепутанных проводах, находящихся под высоким напряжением. Всего одна ошибка, и он может серьезно пострадать или даже погибнуть. Время от времени по телу у него пробегала дрожь. Его зрачки то расширялись, то сужались. Ноздри раздувались. Уши и кожа на голове начинали подергиваться. Пальцы вцеплялись в подлокотники кресла так сильно, словно хотели содрать обивку. По лицу градом стекал пот.

Иногда он начинал стонать. Лицо у него искажалось то гримасами боли и ненависти, то отвращения, презрения или ужаса. Он беззвучно произносил слова, которые ему давно уже стоило высказать. Тело его напрягалось и дрожало, словно с ним случился эпилептический припадок. Иногда же, напротив, полностью расслаблялось, как у человека, только что отошедшего в мир иной.

Рассвет застал Паспарту у двери Фогга. Если бы он услышал шум и заподозрил, что Фогг пытается причинить себе вред или, хуже того, покончить с собой, он тут же ворвался бы в комнату. Но ничего подобного не произошло, хотя временами у Паспарту и возникало желание вмешаться.

Вскоре после наступления рассвета Паспарту посмотрел в замочную скважину и увидел, что Фогг спит в своей постели. Кризис миновал. По крайней мере, в эту ночь. Фогг объяснил ему, что для избавления от последствий наиболее тяжелых переживаний ему требовалось не меньше трех подобных сеансов.

Француз вернулся к себе в комнату, где тоже постарался немного восстановиться. Поскольку он не так хорошо владел собой, как Фогг (да и кто мог преуспеть в этом лучше Фогга?), и обладал темпераментом, позволявшим намного легче давать волю своим чувствам и тревогам, процесс восстановления занял намного меньше времени и был не таким опасным. Через час он лег спать.

Фогг проснулся тем утром поздно, выглядел он изможденным и бледным. К полудню к нему уж вернулась привычная бодрость, и он вел себя так, словно сохранил еще достаточно энергии. Ауда спустилась к завтраку около двенадцати дня. Она тоже была бледна, с темными кругами под глазами.

В половине восьмого вечера жильцы дома номер семь услышали звон колокола на пожарном фургоне. Выглянув в окно через занавески, они увидели в свете газовых фонарей толпу людей, включая соседей, которые спешили куда-то по Сэвил-роу. Звон стал громче, промчались два пожарных фургона, запряженных лошадьми. Не успел звон стихнуть, как раздался взрыв, от которого задрожали окна. Паспарту, охваченный любопытством, попросил позволения покинуть дом и выяснить, в чем причина этого переполоха.

– Нет, – ответил Фогг. – Вас могу заметить и понять, что мы вернулись. Я хотел бы держать наш приезд в секрете до последнего момента.