Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга

3. И все же, как ни странно это признавать, несмотря на то, что Немо уже в достаточной степени освоил искусство управления кораблем к тому моменту, когда встретился с профессором Аронаксом, нельзя с абсолютной уверенностью сказать, что его опыт морехода был таким уж значительным. Он допускает весьма примечательные оплошности. Этот заслуженный капитан постоянно на что-то натыкается: три пассажирских корабля (не будем путать это с теми случаями, когда он намеренно шел на таран), один айсберг, водоворот Мальстрём и остров Гвебороар. Коме того, несмотря на все великолепие замысла, у судна оказались элементы, которые опытный морской инженер вряд ли включил бы в окончательный вариант. Например, в отличие от почти всех больших судов, построенных за последнюю тысячу или даже более лет – плавающих под водой или над водой – у «Наутилуса» почти полностью отсутствует волнорез, не считая края слега приподнятой палубы, который однако не справляется с этой ролью. Нос корабля имеет форму веретена с острым шипом на конце. Поскольку палуба поднималась над водой где-то на ярд, это означало, что в любом случае, за исключением полного штиля, и при любой скорости и самом легком колебании толщи морской воды, ходовая рубка заливалась бы всякий раз, когда «Наутилус» всплывал над водой. Гулять по палубе, когда судно шло полным ходом, было очень мокро и к тому же весьма опасно. В самом деле, конструкция «Наутилуса» поразительна тем, что вся его система навигации играла второстепенную роль в сравнении с военной эффективностью. Такой бронированный таран невозможно было встретить ни на классической триреме, ни на венецианской боевой галере, ни на таранном судне девятнадцатого века. «Наутилус» имел цилиндрическую форму и напоминал сигару с острыми концами, на одном из которых находился шип, а также ходовая рубка и кабина прожектора, которые могли опускаться в корпус корабля и подниматься из него. Ограждение тоже опускалось при атаке. Все это позволяло подводной лодке пройти сквозь корпус вражеского судна, словно иголке. В такой необычной конструкции не было особой необходимости даже для затопления кораблей, однако она наглядно демонстрировала, насколько ужасающие цели ставил перед собой создатель этого аппарата, и это плохо сочеталось с образом ожесточившегося и разочаровавшегося, но, все же обладавшего золотым сердцем защитника угнетенных.

4. Он явно человек властный и деспотичный, человек, который строго придерживается классовых разграничений. Такое сочетание высокомерия и четкого разделения между различными социальными группами, разумеется, было характерно для представителей разных профессий, но особенно ярко проявлялось в двух случаях: у офицеров и учителей. Немо, однако, неоднократно демонстрировал сильнейшее отвращение ко всему человечеству – а такая черта довольно редко встречается у военных, однако ее истоки можно обнаружить у преподавателей, которые посвятили несколько лет своей жизни такому бодрящему занятию, как попыткам нести добро и свет молодому поколению.

5. Наконец, капитан определенно отличается весьма сомнительными моральными принципами. В каком бы романтическом свете не представлялась его деятельность, он виновен в уничтожении судов, убийствах и, возможно, грабежах. Проще выражаясь, он – пират. Пират, который использовал свои выдающиеся познания в науке для обогащения и который, возможно, управлял на суше небольшой, но широко рассредоточенной сетью секретных агентов. И эти агенты на заранее оговоренных встречах снабжали его всей необходимой информацией, касавшейся перевозок ценных грузов.

На основе всех этих заключений, я думаю, мы можем выдвинуть гипотезу, которая наверняка уже пришла на ум нашим читателям: возможно, что описание капитана Немо, данное в романе «Двадцать тысяч лье под водой» – это на самом деле портрет другого зловещего персонажа, известного нам под именем профессора Джеймса Мориарти? Давайте рассмотрим некоторое сходство или кажущиеся различия: