Венера в мехах / Представление / Работы о мазохизме

Мне позволена величайшая жестокость, и даже если я вас изувечу, вы должны снести это безо всяких жалоб. Вы должны работать на меня, как раб, и если я утопаю в роскоши, а вас оставляю прозябать, терпеть лишения и попираю вас ногами, вы должны безропотно целовать ногу, попирающую вас.

Я могу вас в любой момент прогнать, вы же без моей на то воли никогда не должны оставлять меня, и если вы от меня убежите, то вы признаете за мной власть и право замучить вас до смерти при помощи всех мыслимых пыток.

Помимо меня, вы не имеете ничего, я для вас все — ваша жизнь, ваше будущее, ваше счастье, ваше несчастье, ваша мука и ваше наслаждение.

Все, чего я желаю, доброе или дурное, вы должны исполнить, и если я потребую от вас преступления, то вы должны, чтобы повиноваться моей воле, стать и преступником.

Ваша честь принадлежит мне, как и ваша кровь, ваш дух, ваша рабочая сила, я — госпожа над вашей жизнью и смертью.

Когда вы не сможете более выносить моего господства, когда цепи станут для вас слишком тяжелыми, тогда вы должны убить себя сами, свободу я вам не верну никогда.

«Своим честным словом я обязуюсь быть рабом г-жи Ванды фон Дунаевой, в точности так, как она этого желает, и не противясь покориться тому, что она мне присудит.

Д-р Леопольд Кавалер фон Захер-Мазох.»

III. Приключение с Людвигом II (рассказанное Вандой) [29]

В первых числах ноября мой муж получил письмо следующего содержания:

«Сколько в тебе осталось еще от „нового Платона“? Что может предложить твое сердце? Любовь за любовь? Если твоя страстная тоска не была ложью, тогда ты обрел того, кого ищешь.

Я есмь, потому что я должен им быть,

твой Анатоль».

Леопольда охватило страшное волнение и любопытство. Письмо намекало на «любовь Платона», одну из новелл из «Завещания Каина». Написано оно было, по-видимому, рукой какого-то знатного лица. Кто бы это мог быть? Был ли это мужчина? женщина? Из письма это не явствовало. Во всяком случае то было какое-то интересное приключение, мимо которого нельзя было позволить себе пройти просто так.

Весь дрожа от возбуждения, Леопольд отвечал:

«Анатоль!

Твои строки взволновали мою душу, как буря волнует море: оно бросает свои волны к звездам — безо всякой на то нужды — ибо звезда сама к нему спустилась.

У нас в Галиции есть одно чудесное сказание. Когда падает звезда, в тот миг, когда она касается земли, она превращается в человека необычайной, колдовской красоты: вокруг ангельского лика его демонически развеваются волосы цвета червонного золота. — Это существо, мужчина или женщина, которому не может противостоять ни один смертный, — демон, убивающий людей, которые его любят, которые подпали под его власть, высасывая у них из уст души своим поцелуем. Ты, Анатоль, и есть звезда, упавшая в человеческую душу! Кто дал тебе эту власть надо мной? Ангел ты или демон, но я — твой, как только ты этого захочешь.

Ты спрашиваешь, сколько во мне осталось еще от „нового Платона“.

Все, Анатоль, все — и еще больше того, что я сумел изобразить в истории нового Платона. Ибо есть такая любовь, есть такие чувства, грезы, божественные вдохновения души, для передачи которых любое перо окажется слишком бедным.

Твой вопрос доказывает мне, что ты во мне сомневаешься.

Меня так часто судили превратно — потому лишь, что во многих своих сочинениях я изобразил мир и жизнь столь низменными и отвратительными; и лишь немногие понимают, что столь горькие слова, столь мрачные образы выплескивали мне на бумагу боль и отчаяние идеальной души от нравственного уродства людей. Там, где я изображал какие-то идеальные характеры, там я черпал практически только из себя, особенно в новом Платоне. Что может еще предложить мое сердце? Все, на что способно человеческое сердце и сердце поэта. Дружбу за дружбу, любовь за любовь!

Должен ли я еще рассуждать, когда ты говоришь мне, что я обрел то, по чему томился своей священной тоской солнечными днями и в призрачной тьме ночей, когда во сне мне являлся Анатоль, чтобы похитить у меня покой и сон? Если ты Анатоль, тогда я — твой, возьми же меня!

Всей душою

Твой Леопольд».

Дни, пока не пришел ответ, мой муж провел в неописуемом напряжении. Наконец, ответ пришел и гласил следующее:

«Леопольд!

Разве не рыдал ты никогда в глубине души?

Вот сижу я с сухими глазами и чувствую в своем сердце слезу за слезой. Страх сотрясает меня, и душа моя борется, словно силой хотела бы вырваться из плена плоти. Ты заполняешь все мое существо! Мне как раз передали твое письмо, и с тех пор, как я его прочел, я не знаю больше ничего, кроме того, что я безгранично люблю тебя, как — как только ты можешь быть любим, как только может любить Анатоль!