Венерианский цикл

Я медленно продвигался к берегу; к счастью, в ту же сторону был устремлен бег волн. Не нужно истощать силы, без надобности борясь с волнами, поэтому плыл медленно, намереваясь достичь берега днем; каждая очередная волна высоко поднимала меня, берег виднелся все яснее и яснее. Он был всего в миле, но картина его мало вдохновляла. Огромные валы разбивались о скалы, вздымая фонтаны белой пены. Грохот прибоя, перекрывая рев бури, разносился вокруг, предупреждая, что смерть ожидает на пороге спасения. Оставалось выбирать. Смерть была везде, и мне предстояло решить, что предпочесть: утонуть там, где я сейчас, или разбиться о скалы. Правда, ни один вариант не вызывал у меня энтузиазма. Смерть, как хозяйка положения, не торопила, и я решил не умирать.

Но это было только мыслью, только желанием. Что надо сделать, чтобы мое решение осуществилось?

Лишь только берег мог даровать жизнь, а вместе с тем берег и угрожал моей жизни. Я направился к нему… В голове проносились разнообразные мысли, иногда не имеющие никакого отношения к той ситуации, в которой я очутился. Так, я вдруг подумал о похоронном бюро… Согласитесь, мысли не всегда подчиняются настроению и логике, однако даже в расцвете сил мы, оказавшись перед лицом смерти, невольно начинаем задумываться о неизбежности и близости конца. Вертя эту мысль так и этак, я вдруг ощутил в ней зародыш надежды. Высокая волна дала возможность увидеть прямо перед собой смерть, в которой я пытался отыскать жизнь. Берег был совсем рядом — остроконечные зубцы утесов и белая пена на них, но детали скрывались за мимолетностью видимого, потому что каждый раз волна поднимала вверх, а затем с быстротой курьерского поезда швыряла на дно водяной бездны. Нередко казалось, что я разобьюсь о морское дно.

Собственные усилия, помноженные на ярость бури, продвигали меня довольно быстро к берегу, к той точке, где рассвирепевшие воды размозжат меня об утесы, о которые разбиваются пенные гребни валов, накатывающиеся в каком-то неистовом упорстве и каждый раз откатывающиеся кипящими водоворотами назад. Надо было дождаться высокой волны.

Вот, наконец, гребень колоссальной волны увлек меня и швырнул вперед. Со скоростью норовистой лошади волна несла меня к берегу; пена накрыла с головой, меня вертело, как ветку в водовороте, но я упорно боролся за то, чтобы иногда приподниматься над водой — лишь для одного-единственного глотка воздуха! Я сражался за то, чтобы прожить на мгновение дольше, чтобы не умереть до того, как волна перебросит меня через остроконечные скалы — жажда жизни управляла моими инстинктивными движениями.

Волна продолжала нести, мгновения казались вечностью! Где же утесы? Я ждал их, тосковал по ним. Думал о матери и Дуаре. Даже размышлял, по-философски спокойно, о моем страшном конце. В том, другом мире, оставленном мною навсегда, никто не узнает о моей судьбе. О, этот вечный эгоизм человека, который даже перед лицом смерти нуждается, чтобы его выслушали, посочувствовали и пожалели!..

И тут на краткий миг я поймал взглядом скалы. Они слева! Но ведь должны быть передо мной! Непостижимо! Волна мчалась, таща меня за собой, и вокруг обнаженного тела — лишь одна вода. Но где же скалы?

И когда ярость моря неожиданно осталась позади, меня подняло на гребень небольшой волны, и я с удивлением увидел сравнительно тихие воды крошечной бухты. Меня пронесло сквозь узкую лощину в скалах, и теперь предо мной оказался песчаный полумесяц пляжа. Смертник вырвался из черных пальцев старухи с косой! К сожалению, такие чудеса встречаются значительно реже, чем в романах.

Море дало прощальный пинок, выбросило далеко на песок и смешало с водорослями и разными обломками. Я поспешно приподнялся и огляделся. Более религиозный, чем я, человек, наверное, упал бы на колени и воздал бы благодарение Господу Богу за чудесное спасение, но у меня не проходило ощущение, что, хотя я спасен, Дуара по-прежнему в опасности. Все мысли были направлены на спасение Дуары.

Бухта, куда меня забросила волна, оказалась выходом каньона, пересекавшего гряду низких холмов, вершины и склоны которых поросли невысокими деревьями. Нигде до этого мне не встречались такие гигантские деревья, как в Вепайе, но, возможно, здесь не взрослые деревья, а лишь молодая поросль? Однако их приходилось называть деревьями, поскольку многие из них имели от пятидесяти до восьмидесяти футов в высоту. Небольшая речка водопадом стекала со дна каньона в бухточку, бледно-фиолетовая трава, усеянная синими и пурпурными цветами, покрывала склоны холмов. Повсюду поднимались деревья с красными стволами, гладкими и блестящими, как бы покрытыми глазурью. Рядом стояли деревья с голубыми стволами. От бури колыхалась листва — все те же гелиотропы и лаванда с фиалками. Окружающий мир был прекрасен и необычен, но мне было не до него. Счастливый поворот судьбы выбросил меня на берег, куда, я был уверен, улетели похитители. Теперь моя мысль работала в одном направлении: необходимо извлечь все преимущества и попытаться найти и освободить Дуару.