Венерианский цикл

Вдоль улиц, по которым мы шли, стояло немало и каменных зданий. Однако они выглядели скучными коробками, без всяких признаков вмешательства вдохновения или гения искусства. В этом отношении они напомнили так называемую современную архитектуру, которая уже заявила о себе перед моим отлетом с Земли.

Вскоре стражи привели меня на широкую площадь, окруженную более высокими, хотя и не более красивыми зданиями, чем те, мимо которых мы проходили раньше. Здесь тоже чувствовалось убожество, неумение и презрение к красоте.

Мы вошли в дом, вход в который охранялся солдатами. Вилор, Муско и главарь отряда, захватившего меня, прошли внутрь, в большую комнату, где крупный, тучный человек спал в кресле, положив ноги на стол, очевидно, служивший ему и для еды, поскольку был завален бумагами и остатками пищи.

Спящий, потревоженный нашим появлением, открыл глаза и какое-то время тупо щурился на нас.

— Привет тебе, друг Сов! — воскликнул офицер, сопровождавший меня.

— А, это ты, друг Окал, — пробурчал Сов сонно. — А кто остальные?

— Ангам Муско, Вилор и вепайский пленник, захваченный мной.

При упоминании титула Муско Сов поднялся, поскольку ангам — это человек, занимающий высокое положение в иерархии тористов.

— Привет тебе, ангам Муско! — воскликнул он. — Значит, вы привели вепайца? А он случайно не врач?

— Не знаю, кто он, и меня это не интересует, — заявил Муско. — Врач или не врач, он головорез и мерзавец, и должен умереть.

— Но нам очень нужен врач, — настаивал Сов. — Мы погибаем от болезней и старости. Если у нас не будет врача, то умрут все.

— Ты слышал или нет, что я сказал, друг Сов? — отрезал Муско раздраженно.

— Да, ангам, — ответил Сов покорно — Он умрет. Должен ли я уничтожить его немедленно?

— Друг Окал сказал, что у вас есть более медленный и приятный способ уничтожения злодеев, чем с помощью лучевого ружья или меча. Мне интересно. Расскажи о нем.

— Я имел в виду комнату с семью дверями, — объяснил Окал. — Видишь ли, преступления этого человека чудовищны: он захватил великого ангама и даже угрожал его жизни.

— У нас нет наказания, соответствующего такому преступлению, — разъярился Сов, — к сожалению, мы не можем предложить ничего лучше комнаты с семью дверями, и она будет подготовлена.

— Опиши ее, — потребовал Муско — Что это такое? Что с ним произойдет? Как он умрет?

— Не будем говорить в присутствии пленника, — предложил Окал, — если хочешь получить максимум удовольствия от его мучений.

— Да, заприте его, заприте его! — приказал Муско — В камеру!

Сов вызвал пару солдат, которые отвели меня в дальнюю комнату и запихнули в темный погреб без окон. Солдаты захлопнули над головой тяжелый люк, заперли его и оставили наедине с мрачными мыслями.

Комната с семью дверями! Название интриговало. Какая ужасная смерть ожидает там? Вдруг в конце концов это окажется не так ужасно? Возможно, враги лишь пытались напугать, ожидая проявления страха или слабости.

Итак, вот чем заканчивалась моя безумная попытка попасть на Марс! Смертью в одиночестве в далекой цитадели тористов в Нуболе, о которой почти ничего не известно, кроме названия. На Венере осталось столько любопытного, а я так мало успел повидать!

Я припоминал все, рассказанное мне Данусом о Венере, так воспламенившее воображение, — отрывочные истории, напоминавшие сказки: о Карболе, холодной стране, где обитают неведомые свирепые звери и еще более странные и свирепые люди; о Траболе, теплой стране, где лежал остров Вепайя и куда случай направил ракету, на которой я прилетел с Земли. Больше всего меня интересовал Страбол, жаркая страна, поскольку я был уверен, что это — экваториальный район Венеры и за ним лежат огромные неисследованные пространства — северная умеренная зона, — о которых не имели никакого представление обитатели южного полушария.

Когда я захватил «Софал» и сделался капитаном пиратов, я надеялся, что смогу найти океанский проход на север к этим неизвестным землям. Какие странные расы, какие новые цивилизации мог я встретить там! Но теперь наступал конец не только моим надеждам, но и самой жизни.

Я решил не думать о таких вещах. Сочувствовать себе очень легко, но этого никогда не надо делать, ибо лишает присутствия духа.

За прожитую жизнь у меня накопилось достаточно приятных воспоминаний; их-то я и призвал к себе на помощь. Счастливые дни, проведенные в Индии до того, как умер мой отец-англичанин, служили пищей для чудесных картин прошлого. Припомнился старый Чандр Каби, мой учитель, и все то, что узнал от него помимо школьных учебников. Не последним из его уроков было то видение мира, которое я призвал к себе на помощь. Именно Чандр Каби научил меня, как использовать все ресурсы разума и как отправлять мысленные послания через какие угодно расстояния другому уму, настроенному на их получение. Без участия того далекого воспринимающего разума все впечатления и подробности моих удивительных приключений погибли бы вместе со мной в комнате с семью дверями.