Да. Мать Дафниса работала на судоремонтном заводе. Нужно было счищать ржавчину с труб. Снаружи еще куда ни шло, а надо изнутри. Трубы как раз с человека диаметром. Залезла внутрь на карачках, потом стала вылезать, пятиться задом. Зад уже наружу, а сама еще в трубе. И вот тут все и произошло. Дергалась, а куда денешься в железных объятиях, кричала, а голос уносило в другой конец трубы — тяга. Вылезла, натянула трусы, трико, теплые рейтузы, ватные штаны, а кругом — никого, только снег идет. И даже следов никаких нет, только припорошенные. Снежинки валят крупные, с детскую ладошку. Это у них там золотые лучи, дожди, лебеди, голуби, а у нас зима — снегопад.
Вопрос:
Погодите, это не в ту сторону получается. Этак вы и до дедок и до бабок дойдете, до того, как лечившийся виноградом на Лак Леман пращур познакомился с Паганини, уже страдавшим общим расслаблением и началом паралича в дыхательном орудии и сжимавшим при разговоре ноздри двумя пальцами, что выглядело довольно смешно, и как в это время предки по другой, вымершей линии ловили раков — брали мертвую кошку, отрубали ей лапки и засовывали в рачьи норы.
Ответ:
Вы правы. Время зимой вещь скользкая. Нога поедет — и неизвестно, где и когда шмякнешься. Глядь — а ты в русско-турецкой войне! И хорошо еще, если в сугробе на Шипке. А то вдруг окажешься в безвестной дыре, куда газеты приходят редко и кипами. Схватишься за последний номер и кричишь своей старухе: «Маша! Маша! Генерал Ганецкий взял Плевну! Осман-паша сдался безоговорочно!». А та всегда читает все по порядку и шипит недовольно: «Вечно ты торопишься! Я еще далеко, дошла только до Дольнего Дубняка, еще только будут осаждать крепость».
Вопрос:
Послушайте, так мы до древних греков доберемся! Скоро уже Ксенофонт появится. Но сперва должна быть битва, эллины еще должны затянуть пеан. Вы хоть это понимаете? Нам совсем в другую сторону времени! Давайте все по порядку. Мы были во млыве. Так?
Ответ:
Мы и есть во млыве, здесь у времени нет других сторон, да со временем не все понятно, а за окном зима.
Вопрос:
Что было потом?
Ответ:
На них напали разбойники. То есть на нас. На меня и на Хлою. Мы, вы — какая разница. Ведь все равно всех подменили. Ты — не ты. Я — не я. Мы — не мы. Вы же сами сказали, что мы только варежки и нас надевают зимой истории, чтобы согреться на морозе.
Вопрос:
Пожалуй, сделаем перерыв.
Ответ:
Что вы хотите сказать? Не верите, что на нас напали разбойники?
Вопрос:
Не знаю. Все равно не узнать, кто вы на самом деле. Входите вот в этот рыбный кабинет, рассказываете то, чего нет и не было, заикаетесь, задыхаетесь, сморкаетесь, плачете, предъявляете справки из больниц, засучиваете свитера и рубашки, чтобы показать шрамы, будто кто-то может поверить, что вас подвесили на крюк, просите попить воды, утираете слезы и сопли бумажными салфетками, пачка которых всегда лежит перед вами на столе, не знаете, куда деть руки, грызете ногти, ковыряете заусенцы на пальцах, расчесываете комариный укус на лодыжке, но на самом деле вас, настоящих, нет. То ли дело греки! Даже отсюда, с высоты третьего этажа, видно, что армия варваров — как темная корка на земле. А вот ряды эллинов, замерли в напряженном ожидании, воины еще стоят, держа щиты приставленными к ноге. На правом фланге у Евфрата лакедемонянин Клеарх, к нему принимыкает Проксен-беотиец, Менон с фессалийцами на левом крыле эллинского войска. Кир со своими варварами еще левее. По рядам фаланги пробегает легкий шум, будто порыв ветра — это передают клич, который уже во второй раз обходит войско: «Зевс-спаситель или победа!». Последние томительные минуты перед битвой длятся нестерпимо. Расстояние до наступающих в молчании персов уже меньше трех стадиев. И вот эллины, наконец, запев пеан, идут на врага. Левая часть фаланги несколько выдвинулась вперед, и отставшие переходят на бег. Тут уже все поднимают крик в честь бога Энниалия и бегут вперед. Солдаты ударяют щитами о копья, пугая вражеских коней. Армии сшибаются, входят друг в друга, сцепляются, как две расчески.